Нынешний Нобелевский триумф планетарных изысканий – перебрасывает мяч на поле русских космистов, сумевших лишь усилием философской мысли, без должной современной астрофизической атрибутики прийти, по сути, к тому же результату, которым нынче восторгается Нобелевский комитет – поле для жизни во Вселенной бесконечно.
День Победы или карнавал войны?
С 9 Мая в стране определенно что-то происходит. Праздник Победы всегда понимался нами, как день окончания войны и начала мира. Как черта, подведенная народом под неимоверными страданиями, понесенными во имя жизни на земле. Как рубикон в молохе войны. Как восход солнца после затяжной тьмы. Как неприкосновенный запас памяти об ужасах массового истребления одних людей другими.
Изначально 9 Мая был у нас самым мирным праздником. Потому что праздновался мир. Без грохота танков и ракет на главных площадях. Без гортанных команд военачальников. Без топота тысяч солдат с ожесточенным оскалом на лице. Без массово облаченных в пилотки и гимнастерки детей и их родителей. Без радующихся ранней милитаризации населения больших начальников. 9 мая был праздником не войны, а мира. Днём победы, а не карнавалом войны.
Увы, мы стали в войну рядиться. Сами – и наряжать в неё детей. Не только школьного, но и ясельного возраста. Такого массового движения карапузов в военных гимнастерках и пилотках, какое наблюдалось в минувший День победы, никогда не было. Никогда и нигде. Двух-трехлетние изображали солдат. Самых настоящих. Счастливые папы и мамы несли их на руках. Куда? К войне или к миру?
Пока их учат только войне. Причем в форме детских утренников, костюмированных карнавалов и шумных дискотек. Наверное, это сегодня считается патриотичным – изображать войну. В неё проникать и обживаться в оной, как у себя дома. Определять врагов. Уметь накапливать ненависть. И, если что, быть готовым излить эту ненависть на головы наших противников. А их, даже по прошествии многих десятков лет после Победы, опять не убывает.
Поэтому, видимо, милитаризация 9 Мая стала всё сильнее набирать темп. Празднование мира постепенно стало обрастать всё более милитаристскими атрибутами. Всё более срежисированными постановками. Всё глубже проникающими доводами в пользу ношения военного белья.
9 Мая надо разучиться маршировать, плясать и наряжаться. А научиться скорбеть и молиться. Прекратить обучать малышей воевать, а научить их миру. Снять с них эти лилипутские гимнастерки и пилотки. Облачить их в мирные сарафаны и шорты. Избавить день памяти о трагедии от элементов шоу. Дешёвого. И всё больше пропитанного пошлостью. Казённым кретинизмом.
9 мая становится всё более фальшивым и напомаженным. Это чувствуют все. Дети – не исключение. Театральность праздника проникает в самую сердцевину отмечаемой даты. Становится доминирующим мотивом. Смыслом. Целью. День Победы в войне должен стать Днём Победы над войной.
Улица Луначарского
О них в нынешние новоимперские времена прочно и, похоже, с облегчением забыли. Улица имени первого наркома просвещения –Луначарка – впрочем, в Калуге имеется. А вот облдрама с колоннами от Анатолия Васильевича – своего советского крёстного – по умолчанию отреклась. Хотя прежде именем главного пролетарского эстета охотно бравировала.
Калуга – «колыбель космонавтики». И этим обязана Циолковскому. Об этом знают все. Но Калуга ещё и – колыбель раннего русского марксизма. Благодаря угодившим сюда на рубеже XX века в изгнание (кого только в Калугу не изгоняли?!!) Богданову(Малиновскому), Луначарскому, Скворцову (Степанову). Об этом вспоминать у нас нынче не принято. Факт этот, по разумению местных начальников, в нынешние времена скорее компрометирует город, нежели его восхваляет. Поэтому его лучше забыть…
«Я думаю, – вспоминал Калугу 1899-1901 годов сосланный в неё Анатолий Луначарский, – что в то время в России немного было городов, где можно было отметить такой кружок сил марксистов». Во-первых, в старокупеческой Калуге проповедовал неистовый Александр Богданов (Малиновский) – забытый русский гений, будущий соратник, а впоследствии оппонент Ильича, писатель, философ, врач. Сюда после многомесячной отсидки в Таганской тюрьме прибыл бойкийна всевозможные языки и напитанный новейшими европейскими воззрениями 24-летний Анатолий Луначарский. Здесь же в рабочей среде уже изрядно пообтёрся еще один классик марксисткой пропаганды и будущий вождь одиозного Союза безбожников Иван Скворцов (Степанов).
«Мы жили в Калуге необыкновенно интенсивной умственной и политической жизнью, – продолжал вспоминать свою бурную марксистскую молодость Луначарский. -… яначал интенсивную пропаганду в кружках, собранных из учителей и учащейся молодёжи, а затем в организации рабочих Калужского железнодорожного депо».