Читаем Записки прокурора полностью

Грошин так и окаменел в дверях. Только теперь он понял: суд согласился с мнением прокурора и вынес определение о возбуждении уголовного дела.

Предварительное следствие по делу Грошина и Харчевой длилось недолго.

На этот раз Грошин не пытался отрицать свою вину и выложил сразу всю правду на первом же допросе. Он рассказал, как Евдокия Семеновна Козлова, узнав, где живет Грошин, пришла к нему незадолго до суда. Она пригласила его к себе домой. Сначала Козлова говорила, что просто хочет узнать все подробности, чтобы передать их адвокату, которому это поможет при защите сына. Когда Грошин пришел к ней домой, то увидел богато накрытый стол.

В гостях у Козловой он крепко выпил. После этого она и стала выкладывать ему свой план.

- Ты, сынок, не бойся. Все будет шито-крыто...

- А я и не боюсь, - выпятив грудь, заговорил подвыпивший Грошин. - Чего мне бояться? Это твоему сыну, Петьке, бояться надо. Как пить дать угодит за решетку.

- А может, и не угодит, - не унималась Козлова. - За этим я тебя и позвала. Выручи, Володенька, век буду за тебя бога молить!

- Я, тетка, атеист. В бога не верю. Ты говори, чего тебе надо, а там посмотрим...

- Да все очень просто, - прошептала Козлова. - Ты на суде скажи, что все было не так. Что не бил Петя никого по лицу, не хулиганил, мол, не сквернословил... Понимаешь?

- Ну, допустим, я это скажу. Но ведь, кроме меня, еще два свидетеля будут - Любка Харчева и этот, как его, Кошелев... С Любкой я как-нибудь договорюсь, а вот с Кошелевым...

- А к Кошелеву мы вместе сходим. Не захочет же он, чтобы молодой парень из-за всякой ерунды срок отбывал...

- А кто его знает? Он на вид человек-то вроде серьезный... Но попробовать, конечно, можно. Попытка не пытка, сама знаешь.

- Ну, вот и договорились... Спасибо тебе, сынок. Век не забуду...

- Это ты, тетка, брось. Мне ни к чему, чтоб меня век помнили. Я не Пушкин... Я материалист, понимаешь? А что значит материалист? Это значит, что интересуюсь благами материальными. Поняла?

Евдокия Семеновна оказалась догадливой. Скоро на столе перед Грошиным лежали джинсы, купленные для сына. Те самые джинсы, в которых Грошин и пожаловал на суд.

- Ну, а как Петьку моего освободят, - говорила она, - так мы тебе еще подбросим, не сомневайся. Деньги у сына есть...

- Я, тетка, воробей стреляный. Так и запомни: на мякине провести Владимира Терентьевича Грошина невозможно. И заруби себе это на носу!

- Да что ты?! Мы же с тобой теперь, как это говорится, союзники. И у нас друг к другу должно быть полное доверие...

- Вот то-то, - назидательно сказал Грошин.

- Я так думаю, - говорила Козлова, - что эту девчонку, кондукторшу... как ее, бишь, кличут?

- Харчева, - подсказал Грошин.

- Вот-вот, Харчева. Так ее тоже того, подмазать нужно. Какой ей подарочек, а?

- Э, нет, тетка. С Любкой твой номер не пройдет. Она не я. Что она в жизни понимает? Ничего. Материальные блага ценит? Отвечу: нет, не ценит. Душу такого человека, как ты, поймет? Нет, не поймет. К ней другой подход нужен... Чу, кто такая Харчева? Принципиальная! Но ведь она кто? Баба! А как бабу пронять небось сама знаешь? Жалостью. Но прежде мы с тобой к Кошелеву сходим, ты там поплачься как следует... Ну, а если он и не согласится, черт с ним. Ведь нас будет двое - я и Любка, а он один. Конечно же, поверят нам...

Назавтра утром Козлова и Грошин отправились к Кошелеву. Но там им сказали, что Вадим Лазаревич уехал в командировку и будет через месяц, никак не раньше.

- Ты, тетка, прямо в рубашке родилась, - сказал ей тогда Грошин. Теперь нам только осталось Любку уломать, но, по-моему, это дело простое...

И вечером того же дня они пожаловали к Харчевой "в гости". Сначала Люба наотрез отказывалась врать на суде, но затем доводы Грошина, а в особенности мольбы и слезы Козловой подействовали на нее...

Дело по обвинению Грошина и Харчевой слушалось выездной сессией народного суда в клубе автобусного парка.

В этом клубе часто устраивались выставки картин самодеятельных художников. На сцене их товарищи по работе выступали в ролях Павки Корчагина, Городничего, Гамлета и Любови Яровой. В актовом зале клуба не раз звучали стихи, написанные своими поэтами...

Но в тот день здесь заседал народный суд. И все люди, сидящие в зале, явились сюда не из любопытства, не жажда каких-то развлечений привлекла их. Они пришли потому, что на скамье подсудимых оказались люди, которых они хорошо знают, чьи судьбы им не безразличны.

За столом рядом со мной сидел лучший водитель парка Михаил Кириллович Кильдеев. Он - общественный обвинитель. Ему доверили товарищи по работе выступить от их имени.

Идет судебное следствие. Дают показания подсудимые, свидетели. Участники процесса задают вопросы. Присутствующие с нетерпением ожидают выступления Михаила Кильдеева. Наконец, судья говорит:

- Слово предоставляется общественному обвинителю.

- Товарищи, - начал свою речь Кильдеев, - многие из вас давно знают Грошина, вернее, работают с ним. Ведь Грошин трудится в нашем парке с 1970 года.

Перейти на страницу:

Похожие книги