Записки прокурора

- На пляж мы собирались с самого утра. От нашего дома это близко, минут десять ходу... Пошли мы на пляж часика в два. Хотели искупаться, потом вернуться к нам, перекусить, а вечером они уезжали. Брат с Павлом в Ленинград, а Лера Митенкова в Зорянск. Пришли, разделись. Лера захотела покататься на лодке. А в залог принимали деньги или паспорт. Денег на залог не хватило: ребята истратились на обратные билеты, а паспорта ни у кого не было. У Павла был студенческий билет, а Валерия вообще приехала без документов... Геннадий побежал домой за деньгами. Я-то, дурочка, совсем забыла про записку. Родители, оказывается, ушли в магазин. Геннадий стал искать мой паспорт и наткнулся на письмо, что я написала Павлу... Сидим мы, разговариваем, смеемся, в купальниках... Помню, Павел хотел закурить, а спички унес Гена. Какие-то люди сидели рядом, он пошел прикурить. Лера еще сказала, что в купальных трусах неудобно. Павел надел только рубашку. И так в ней оставался до прихода брата. Это я хорошо помню... Возвращается Геннадий, подходит сразу ко мне и спрашивает: "Скажи, все, о чем ты написала, - правда?" Я так и обмерла. Слова не могу вымолвить. Брат был такой человек, что врать нельзя. А сознаться - драка будет. Сижу ни жива ни мертва. Главное, у него в руках насос от велосипеда. Я и не соображу зачем... Он говорит: "Молчишь, значит, правда?" Тут Павел вмешался. "Что с тобой, - говорит, - какая муха тебя укусила?" Он ему: "Сдается мне, что ты последняя сволочь!" Я вижу, догадался Павел, что речь о нас. Но как себя вести? И срамить меня неудобно, но как-то поговорить надо... Стал он успокаивать брата. Давай, говорит, отойдем и спокойно поговорим. Что-то в этом роде. А Лерка сидит, только глазами моргает. Не знала ведь ничего... Павел оделся, они отошли в сторонку, за кусты. Геннадий сам не свой был. У меня душа разрывается, боюсь за обоих... Мы с Лерой оделись. Какой-то мужчина пошел унимать их. А Геннадий его обругал. Я-то знаю, каким он бывает... Побежали мы за милиционером. Пока бегали, пока нашли его, время прошло. Возвращаемся на место - никого. Даже спросить не у кого. Те, что сидели неподалеку, тоже исчезли. Мы прошлись по пляжу. Ребят нигде не было. Милиционер ушел. Что делать? Валерия все допытывалась о причине ссоры, я несла какую-то чепуху. Не знаю, поверила ли... А сердце болит за Павла и Гену, сил нет... Лера говорит: ты, мол, иди домой, может, они там, а я еще тут поищу и приду... Пошла я домой - нет их. Бросилась записку искать - тоже нету... Мать с отцом вернулись, спрашивают, где гости. Я уж и не помню, что отвечала... Потом возвратился Геннадий. Один. Мокрый. Ничего не сказал, заперся в своей комнате. Я стучала, потом мать. Он долго не открывал. Отец все выспрашивал: "Где Павлик и Лера? Перессорились вы все, что ли?" Я кое-как отговорилась. Боялась, как бы брат не рассказал о записке. Нет, он промолчал. Вечером, перед отъездом, вышел из дому, ни с кем даже не простился. Я хотела проводить, он как зашипит на меня... Так и расстались. В последний раз... Но я тихонько пошла за ним. Все хотела Павла повидать на вокзале. Билет у него был куплен еще со вчерашнего дня... Но Геннадий сел в поезд один. Я подумала, что Павел сел раньше. В вагон идти побоялась... А Валерия так и не появилась. Написала из Зорянска, что искала, искала ребят... Потом ей надо было на свой поезд... Больше никого из них я не видела. Не знаю, жива ли Валерия? После войны написала ей два письма, но ответа так и не получила... Можно водички? - вдруг спросила Тришкина. Когда она пила воду судорожными глотками, я понял, что сейчас речь пойдет о самых страшных днях ее жизни, о тех, которые перевернули все. - Через несколько дней к нам пришел человек из милиции. Меня дома не было. Потом мама сказала, что пропал Павел... Я сразу все поняла. Брат своих слов никогда не бросал на ветер... Про насос почему-то подумала. Вспомнила, как он лупил мальчишек этим насосом, как говорил, что убьет любого, кто обидит меня... А как я боялась, что родители узнают о моей беременности! Ни днем, ни ночью покоя не знала. Даже удивляюсь, как я на себя руки не наложила! А когда в следующий раз к нам пришел милиционер, я увидела его, и мне стало плохо... Мама вдруг как закричит: "Тая, доченька, что с тобой?" Это я помню... А потом меня везли в больницу. В общем, отходили врачи... Когда я узнала, что Геннадий погиб при бомбежке в тюрьме, проклинала бога, зачем он оставил меня в живых... А, что и вспоминать...

Тришкина замолчала. Я не задавал никаких вопросов. На моих глазах человек заново пережил трагический перелом в своей жизни.

Таисия Александровна горько усмехнулась:

- Говорят, быльем поросло... Нет, товарищ прокурор, все в нас. Только не думаешь об этом. Жизнь требует своего... Одно могу сказать: я была бы преступницей, наверное, если бы не дала Павлику жизнь...

- Простите, я вас не понял. Какому Павлику?

- Ах да, вы же не знаете... Сыну. - Она грустно улыбнулась. - Отец его Павел. Павел Павлович Белоцерковец.

- Расскажите еще о себе, - попросил я.