Записки прижизненно реабилитированного

— Самую большую опасность представляла так называемая «коммунистическая партия молодежи» в Воронеже, а особым цинизмом отличалась студенческая террористическая группа Атоса в Москве. КПМ была разветвленная и тщательно законспирированная террористическая организация. Она располагала оружием, печатными изданиями и ставила своей конечной целью свержение существующего строя. О глубине падения участников группы Атоса свидетельствует тот факт, что эти выродки на своих преступных сборищах в качестве пепельниц и урн для мусора использовали полые гипсовые бюсты основоположника нашего государства Ленина и народного поэта Некрасова. Преступники разоблачены и получили по заслугам. Члены КПМ осуждены решением ОСО на сроки до пятнадцати лет, а участники группы Атоса — до восьми лет.

«Эти дела фальсифицированы, — промелькнуло в голове у Игната Спиридоновича. — У следствия не хватило обвинительного материала для передачи даже в закрытый суд. Пришлось пропускать дела через ОСО».

Тут же последовала реплика Л.П. Берии:

— Нам приходится исправлять недостатки в наборе и воспитании студенчества и выкорчевывать то, что допустили другие. — Он говорил, ни на кого не глядя, но Игнат Спиридонович почувствовал, что сказанное адресовано ему. Это действительно так и было.

Раздался раздраженный голос молчавшего и ни во что не вмешивавшегося до этого Сталина:

— Мы должны напомнить товарищу Еропкину, что всякое ослабление советской идеологии означает усиление идеологии капиталистической. Информация, поступившая от органов, говорит, что дело идейной закалки студентов в вузах поставлено из рук вон плохо. Отсюда и нездоровые настроения, и пороки, и цинизм, и антисоветская деятельность. Какие вы намерены предпринять меры?

— Мы постоянно думаем о совершенствовании процесса воспитания студентов и формировании у них научного материалистического мировоззрения и готовим с этой целью проект о введении во всех вузах, и технических, и гуманитарных, преподавания трех общественных дисциплин: истории КПСС, политической экономии, диалектического и исторического материализма. Каждая из них выполнит свое предназначение. Изучение истории КПСС вооружит студентов пониманием сложных процессов общественной жизни… — начал Игнат Спиридонович.

— Вы сами отстали от жизни, — прервал его Сталин. Его голос был еще более раздраженным. — Проекты не мешают врагам действовать. Если вы не в состоянии работать министром, то можете оставить свой пост!

— Если я не справляюсь, то решайте, — ответил Еропкин. — Я буду работать там, где это сочтет нужным партия! — В сложившейся ситуации он не мог сказать ничего другого.

Последствия гнева Сталина были непредсказуемы. Для Еропкина он не обернулся ни крахом, ни концом карьеры. Через год министр за успехи в развитии советской высшей школы и в связи с 50- летием со дня рождения был награжден орденом В.И. Ленина. Награда не успокоила Игната Спиридоновича. После разговора со Сталиным он жил в постоянном напряжении, понимая теперь, что удержаться на вершине власти еще труднее, чем туда пробиться. Игнат Спиридонович боялся за свое положение и страшился потерять власть, министерское кресло и блага жизни, которые это положение давало.

О существовании Василия Иголкина Еропкин узнал несколько дней назад от своего старого друга Петра Артуровича Скуиныиа, позвонившего из Риги на дачу. Начало разговора, в котором Петерис обратился к нему с просьбой восстановить на учебе в институте амнистированного племянника, неприятно поразило Игната Спиридоновича.

«Настоящий товарищ не должен просить за осужденного по 58-й статье и ставить меня под удар», — с горечью думал министр. Однако через секунду он понял — а понимать друг друга за долгие годы знакомства они научились с полуслова, — что Скуинып не нарушает законов дружбы и знает, что делает.

Петр Артурович сказал, выделяя слово «теперь»:

— Игнат, теперь ты в состоянии помочь.

«Да, теперь нет в живых Сталина. Теперь мне никто не может сказать: «Мы должны напомнить товарищу Еропкину…», — размышлял Игнат Спиридонович. Заканчивая разговор, он твердо обещал Петерису выполнить его просьбу. Молодой человек был из хорошей семьи и пострадал незаслуженно. Скуиньш ручался и за него, и за родителей.

Слушая и оценивая Иголкина, Еропкин видел, что сделать это будет непросто.

«Восстановить его на учебе можно, — рассуждал министр, — но это не решит проблемы. В любом столичном институте он попадет под надзор уполномоченного КГБ, который через осведомителей будет знать о каждом шаге подопечного. Одновременно за студентом будут следить представители комсомольской и партийной организаций. Они хотя и действуют вразнобой, но в конце концов выходят на органы. Он не производит впечатления осторожного человека и наверняка оступится и поплатится за это свободой. Да и осторожность не спасет. Все равно могут оговорить. Скорее всего ему припишут роль вдохновителя и руководителя антисоветской молодежной группы. Парню лучше уехать из Москвы и учиться на периферии. Мне так тоже будет спокойней, если он оступится».