Читаем Записки прижизненно реабилитированного полностью

Тут заговорили все. Каждый участник конкурса читал свой конспект, не обращая внимания на коллег. Казалось, что мощный радиоприемник разносит по аудитории звуки передач, идущих из засоренного эфира от многих радиостанций, работающих на одной волне. Однако в хаосе скоро начал угадываться порядок. Выступающие профессора, доценты и ассистенты преподавали различные дисциплины: политэкономию, бухгалтерский учет, историю народного хозяйства, экономическую географию, историю КПСС, планирование, экономику торговли, статистику и другие предметы, но слова, в которых они выражали суть своих наук, были одинаковыми. Педагоги то и дело одновременно говорили одно и то же слово или словосочетание. Дуэт, трио, квартет, а иногда и целый хор голосов произносили:

— Социализм, коммунизм, величайший, животворный, неотъемлемый, решающий, вероломный, выдающийся.

— Могучая поступь коммунизма.

— Новые успехи.

— Дальнейшее повышение.

— Расширение братской семьи.

— Величественные свершения.

— Борьба советского народа.

— Светлый путь.

— Капитализм отжил свой век.

— Будущее принадлежит коммунизму.

— Свершается массами трудящихся под руководством КПСС.

— Замечательная советская женщина.

— В лагере социализма нет эксплуататорских классов и навсегда покончено с угнетением.

— Национальный доход при социализме растет быстрее, чем при капитализме…

Эти слова вырывались из хаоса звуков и достигали слушателей. Сами преподаватели, чувствуя, что они встречаются в любимых словах, произносили их с пафосом и выразительно. Казалось, что в аудитории происходит коллективное художественное чтение.

Торжественные звуки отражались от стен и далеким эхом возвращались к Василию. На этом пути с пышных фраз слетала мишура, и они приобретали другое звучание. До Василия доносилась матерная брань чекистов, окрики надзирателей, команда конвоя, лязг наручников, щелчки дверного замка в камере, звук шагов по тюремному коридору, урчание сторожевых собак, проклятия заключенных, тяжелое дыхание и стоны лагерников в ночном бараке, скрип подъемника в шахте, гулкие удары кирки о куски медной руды и звериный крик придавленного камнями заключенного. Звуковая гамма тюрьмы и лагеря каждый раз расширялась, когда преподавательский хор произносил: «социализм», «коммунизм», «свершается массами трудящихся под руководством КПСС». При словах «могучая поступь коммунизма» Иголкин слышал преимущественно матерную брань, при словах «новые успехи» — проклятия заключенных, при словах «светлый путь» — окрики конвоя и урчание сторожевых собак, при словах «единство советского народа» — разноязычный гул остервенелой драки национальных лагерных общин, при словах «в мире социализма нет эксплуататорских классов» — тяжелую поступь полковника Чеченева, обходящего Медный Рудник в сопровождении свиты из администрации и лагерных придурков, при словах «будущее принадлежит коммунизму» — скрип тюремных ворот, открывающихся для приема новых заключенных, при словах «пополнение братской семьи» — ломаную русскую речь поступивших в лагерь эстонских крестьян и при словах «замечательная советская женщина» — тираду следователя Галины.

Василий стоял у стены. На него лился поток обнаженных и страшных в открывшейся правде слов. Иголкин знал истину, но о ней не ведали или не хотели знать ни задыхающиеся в патриотическом экстазе воспитатели молодежи, ни полусонная студенческая аудитория. У этих людей было другое мироощущение. Василий оставался среди них один со своей никому не нужной правдой.

Привыкшие ко всему студенты находились в состоянии обычной скуки и не реагировали на происходящее. Актив делал вид, что пишет конспект, а студенческая масса разговаривала, спала, читала, играла в балду, морской бой и предавалась другим подобным занятиям. По-иному вели себя местные жители, выглядывающие из окон своих домов. Когда преподавательский хор особенно удачно исполнял знакомые словосочетания, обывателей охватывало ликование. Порой оно переходило в бурные и продолжительные аплодисменты. Наибольший восторг у советских людей вызывали выражения:

— В трудах Сталина разоблачена глубоко реакционная и агрессивная сущность…

— Сталин развил и конкретизировал марксистско-ленинские положения о переходе от социализма к коммунизму.

Особенно понравился отрывок, исполненный квартетом из двух высоких мужских и двух низких женских голосов:

— В своем произведении «Марксизм и национальный вопрос» Сталин гениально показал, что общность экономической жизни людей является одним из основных признаков нации.

Какая-то женщина в тюбетейке, по виду приезжая, в светлом порыве чуть не выпала из окна. Рядом стоящие удержали ее за полы пестрого халатика.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии