Читаем Записки прижизненно реабилитированного полностью

— Вася, тебе идет короткая стрижка, ты настоящий ежик! — Это нежно сказала симпатичная девица, которая сокрушалась по поводу его занятий древней историей.

— Василий, что ты собираешься делать? — спросил рассудительный и самый умный из всех Алик Гительман.

— Хочу восстановиться в институте, — уныло ответил бывший студент.

— Просись сразу на третий курс, с правом сдать задолженность за четвертый семестр, — сказал самый умный из всех. — Я тебе дам конспекты лекций и помогу подготовиться к экзаменам. А что с восстановлением в институте?

— Ничего хорошего. Филин и Клест погнали в Управление, но не сказали, где оно находится.

Алик знал про местонахождение Управления все, кроме почтового адреса. Через час Василий с планом, нарисованным товарищем, пробирался от метро «Площадь Дзержинского» по дебрям старого города. Нужное Иголкину учреждение находилось на верхнем этаже многоэтажного дома. Вход был со двора. На парадном и рядом с ним висело с десяток вывесок с названиями различных контор. Разобраться в этой пестроте было не так просто. Василий осилил вывески. Поднявшись по истертым ступеням и дивясь на облезлость стен, он оказался у цели своего путешествия и, примостившись на подоконнике, написал заявление, в котором нетвердым почерком и не без ошибок изложил суть дела и ходатайствовал о восстановлении в институте экономических проблем. Заявление было подготовлено с целью борьбы с бюрократическим произволом. Иголкин столкнулся с ним при освобождении из лагеря.

Два месяца назад Указ об амнистии и следующая из него необходимость отпустить 105 заключенных на волю повергли администрацию Сверхлага в недоумение. Три дня полковник Чеченев не принимал никаких решений, а на четвертый день, услышав от руководства по телефону: «Поступайте по закону!» — понял, что надо делать.

По действующему порядку, на волю из Сверхлага никто не выходил. Человек, как биологический вид, выжил на Земле и дал восходящую ветвь прогрессивной эволюции лишь потому, что проявил невиданную устойчивость к неблагоприятным условиям окружающего мира. Среди узников Сверхлага попадались представители этого неистребимого племени, которые, несмотря на все, отбыли свои 10-, 15-, 20-летние сроки и дотянули до освобождения. Таких было немного: 15–30 человек на 70 тысяч заключенных в год. Больные, опустошенные и до предела изношенные люди надеялись погреться на осеннем солнышке и дожить свои недолгие оставшиеся дни на воле. Но их освобождали не на волю, а в ссылку и везли туда под конвоем по этапу.

Не сомневаясь, что поступает правильно, начальник Сверхлага затребовал 105 мест в красноярской ссылке для своих амнистированных. Внезапно пришла инструкция о порядке освобождения по Указу. Полковник не поверил своим глазам. Циркуляр предписывал обеспечить преступников билетами, одеждой, пищевым и денежным довольствием, выдать паспорта и отправить к избранному месту жительства. Москвичи избрали своим местом жительства Москву, киевляне — Киев, ленинградцы — Ленинград, рижане — Ригу. Все хотели уехать на Родину. От такого невиданного нахальства Чеченев пришел в ярость. Он нарушил инструкцию и приказал уведомить амнистированных, что они не смеют приближаться к избранному месту жительства ближе чем на сто километров. Для всех были приготовлены паспорта со специальной серией, исключающей такую возможность. В ответ большинство освобождающихся, словно сговорившись, отказались получить документы и заявили, что они протестуют против противозаконных действий администрации и остаются в лагере до справедливого решения их судьбы. На Медном Руднике восемь амнистированных, и в том числе склонный к побегу Василий Иголкин, направили начальнику лагерного отделения заявления в двух экземплярах и просили послать первый из них в Москву, в Президиум Верховного Совета СССР, а второй — зарегистрировать и передать лично начдтьнику Сверхлага.

Прошения были написаны на имя Председателя Президиума Верховного Совета СССР К.Е. Ворошилова и ничем не отличались друг от друга, кроме фамилии заявителя. В каждом говорилось, что начальник Сверхлага полковник Чеченев нарушает пункт 1 Указа об амнистии и лишает прощенного преступника его прав. Наглое заявление заканчивалось просьбой вмешаться и оградить вольного советского гражданина от произвола. Через день оказалось, что прошения написаны не в двух, а в трех и даже в четырех экземплярах. Новые копии поступили в штаб лагеря с почты, где их извлекли из готовых к отправке конвертов служащие цензуры. Поскольку цензура по лености не вскрывала всех писем, то нельзя было исключить, что заявления, которые амнистированные переправляли на почту через вольнонаемных, ушли в Москву.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии