Записки прижизненно реабилитированного

— Ты опозорил наш коллектив и ответишь за это, — сурово сказал Крыса, желая показать свою значимость. — Сурков, мы рассмотрим твое персональное дело на партийном собрании.

Сергей Сергеевич понял, что оказался на краю пропасти.

Собрание с повесткой дня «1. Персональное дело коммуниста Суркова С.С. 2. Разное» состоялось через два дня. Народу в низком и длинном, как кишка, зале набилось до предела. Председательствовал Крыса. Он дал слово представителю райкома партии. Это был не инструктор Гладкошерстный, а сам третий секретарь райкома, ведающий идеологическими вопросами, Матвей Иванович Ушастый. Он лично приехал на собрание в ОРС ввиду важности дела. Ушастый сообщил о сигнале, поступившем из органов, и изложил содержание письма. На партийную организацию ОРСа, сказал он, легло пятно позора, и коммунисты должны решить, могут ли оставаться такие люди, как Сурков, в рядах партии. Затем Ушастый опустился на свое место в президиуме, скромно заявив при этом, что он не уполномочен вести собрание.

Начались выступления. Про Суркова вспоминали все меньше и меньше. Третий оратор назвал его имя между прочим, а пятый не упомянул совсем. Не говорили и об ОРСе. ~емой выступлений стали происки империалистического лагеря во главе с США. Повторялось все то, что твердилось по радио, в газетах и на политзанятиях. Империалистические круги осуществляли военно-стратегические акции и политический шантаж, сколачивали агрессивные блоки и проводили идеологические диверсии. Сотни миллионов долларов тратились на подрывную деятельность против Советского Союза. Ораторами не были забыты ни план Маршалла, имеющий целью втянуть европейские страны в антисоветские блоки, ни созданный 4 апреля 1949 года агрессивный блок НАТО, ни кровавая интервенция, развязанная империалистами США летом 1950 году против Корейской Народно-Демократической Республики, ни угроза атомной войны. Запомнилось заявление начальника отдела кадров Шота Опохмелидзе:

— Монополия США на атомную бомбу ликвидирована в 1949 году. Теперь у нас есть своя, советская атомная бомба. С ней мы уничтожим любого агрессора.

Говорили о борьбе Советского Союза за прочный мир между народами и Законе о защите мира. Он был принят Верховным Советом СССР недавно, 12 марта 1951 года, и объявлял пропаганду войны тягчайшим преступлением против человечества. Тема была знакомая. В конце апреля 1951 года в ОРСе прошло открытое партийное собрание, посвященное этому событию. Когда оно закончилось и над городом спустилась ночь, слова об атомной войне и борьбе за мир прозвучали еще раз. Их произнес Василий Иголкин на лубянском допросе. Но об этом потом.

Выступавшие по поводу персонального дела Суркова занимались не им. Они клеймили позором безродных космополитов, буржуазных националистов, американских шпионов, немецко-фашистских агентов, ревизионистов, диверсантов, двурушников, соглашателей, изменников Родины и недобитков всех мастей. Ораторы разоблачали проявления гнилой безыдейности, аполитичности и реакционной буржуазной идеологии. Звучали призывы к повышению бдительности.

В президиуме поднялся Ушастый. Не скрывая удовольствия, он произнес:

— Товарищи! Ваши выступления свидетельствуют о боевом настрое и политической зрелости коммунистов ОРСа. Однако прошу в дальнейшем придерживаться повестки дня и уделять больше внимания персональному делу Суркова.

Собрание продолжалось, направленное умелой рукой Матвея Ивановича.

— Сурков пропитан духом низкопоклонства перед всем иностранным, — заявил товаровед Скандинавский. Ему не нравилось, что Сергей Сергеевич носил хорошо сшитые костюмы из немецких трофейных отрезов и надевал пестрые галстуки. Особую зависть у Скандинавского вызывал праздничный галстук с вышитым золотым павлином.

— Сурков проявлял пренебрежительное отношение к марксистско-ленинской теории, — услышало собрание от старшего продавца Бердичевского. — Он не прорабатывал и не конспектировал первоисточники, рекомендованные на политзанятиях. (Под первоисточниками понимались труды Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина.) Старший продавец решил так потому, что Сергей Сергеевич не давал ему списывать свои конспекты.

— Сурков позволял себе антисоветские выпады, — решила сделать публичный донос секретарь-машинистка Марфа Поганка, но, сообразив, что на эту тему лучше говорить с уполномоченным МГБ, уединившись с ним в кабинете, одумалась и замолчала. Коммунисты так и не узнали, в чем заключались антисоветские выпады Сергея Сергеевича.

Зато следующий оратор, а это был заместитель Суркова, Мансур Иммамеддинов, привел конкретные факты его политических ошибок: