Записки прижизненно реабилитированного

Время юности закончилось для Татьяны слишком рано. В начале 1950 года, будучи студенткой института театра, она по совету матери вышла замуж за 35-летнего дипломата, блестящего, солидного и обеспеченного. Со стороны Татьяны это был брак без особой любви, но и без расчета. Дочь уступила упорным настояниям матери, которая считала дипломата хорошей партией и которую начинал беспокоить богемный образ жизни Татьяны. Дипломат хотел обрести дом, семью, тихую пристань и в дополнение к этому молодую красавицу жену. Такие мечты редко сбываются. Татьяна не созрела для уготованной роли. Она не взяла своего от молодости. Студентку тянуло к школьным и институтским друзьям, на вечеринки, в компании. Дома становилось нестерпимо скучно. Темы для разговора с мужем были исчерпаны. Общие интересы не появились. Однажды Татьяна с досады и злости на мужа изменила ему с артистом, которого встретила на вечеринке. Длительного продолжения эта связь не имела. Подозревая неладное, дипломат придирался и ревновал. Дело шло к разрыву. Конец был неожиданным. Мужа арестовали и расстреляли за шпионаж и измену Родине. Была ли его вина, никто не знает. Татьяну, как жену врага народа, отправили на пять лет в лагеря. Это случилось летом 1951 года. Она не прожила с супругом и года.

Вспоминая о прошлом, Татьяна чувствовала, что Василий по своему духу человек ее круга и мальчик ее юности. Но он теперь был мужчиной сильным, быстрым на ум, немного суровым и вместе с тем удивительно светлым и чистым.

«На кого он похож, кто мог бы с ним сравниться? — перебирала в своей памяти Татьяна. — Колька? Нет. Колька на самом деле слюнтяй. Ромка умен, энергичен, но трусоват. Витька всегда был трепач, им и остался… Никто из наших ребят не смог бы выдержать испытаний и стать таким». Новый знакомый превращался в человека из сказки.

Неожиданно Василий прервал раздумья балерины:

— Таня, пойдем на Собачью площадку[16]!

Татьяна любила и помнила этот уголок старой Москвы, затерянный в арбатских переулках. Но его отделяли тысячи километров пути и целая вечность времени, проведенного за решеткой. Балерина сказала:

— Собачья площадка так далеко. Даже не верится, что она существует… Мы заглянем туда, когда вернемся домой.

— Нет, я зову тебя сейчас, — настаивал студент.

— Не шути так, Василий, — ответила Татьяна с укором. Ее больно кольнуло, что Москва оставалась еще далеко и прогулка с Василием была невозможна.

— Таня, я не шучу, — сказал Василий спокойно. — Мы можем там побывать. Слушай меня внимательно и не противься. Представь, что мы выходим на Собачью площадку с Дурновского переулка. Смотри на картину, которая тебе открывается.

Татьяне показалось, что она стоит на тротуаре рядом со старинной гранитной тумбой. Впереди простиралась площадь, мощенная булыжником, со сквером посередине. Кругом вырисовывались неясные контуры зданий.

— Вспомни, слева расположена керосинная лавка, — объяснял Василий. Татьяна увидела знакомое вросшее в землю одноэтажное строение. — Справа находится музыкальное училище имени Гнесиных, — продолжал студент. Перед балериной вырос особняк, в котором она много раз бывала. На окнах играли солнечные блики. Стены и колоннада были окрашены в чистый белый цвет. Неясные контуры зданий становились четкими. Вырисовывались хрупкие силуэты особняков. Перед глазами Татьяны открывалась панорама Собачьей площадки. Балерину возвращали в московский мир уже не слова Василия, а собственная память, пробужденная этими словами. В купе раздавались теперь звуки двух голосов.

— Вася, — говорила Татьяна, — смотри, на сквере напротив надгробия на могиле собак стоит замечательная зеленая скамейка. Я на ней часто сидела. Мне всегда было жэлкс погибших собак. Эти животные такие добрые.

— В старину собаки были добрей, — буркнул Василий, стараясь оставаться вежливым. В лагере сторожевая овчарка прокусила заключенному Иголкину правую руку до кости, после чего в собачью доброту он больше не верил. Почувствовав, что его тон не понравился балерине, студент перевел разговор на другую тему:

— Таня, обрати внимание на красавец клен, который выглядывает из дворика слева.

— Я его знаю, Вася, — обрадовалась Татьяна. — Осенью он роняет чудесные красные листья. В 1947 году я собрала их целый букет и положила в книгу «Камерный театр». Это очень большая книга. Ее подарила маме Алиса Коонен. Листья и сейчас лежат между страниц и ждут меня. Я достану их и поцелую, как только вернусь домой!

— А мне покажешь?

— Конечно, мы будем вместе перелистывать книгу.