Записки прапорщика

Савицкий распорядился перенести его походную кровать из раскинутой было для него офицерской палатки в дом. Но его приготовления пропали зря: на протяжении всей ночи до самого выступления полка на позицию хата была наполнена офицерами, не дававшими возможности Савицкому остаться одному.

С большим неудовольствием на следующий день Савицкий говорил о том, как подлый народ в палку помешал ему выспаться.

* * *

Радцевич отдал распоряжение мне немедленно отправиться в 1-й батальон и произвести очистку окопов и позиций от трупов.

Захватив с собой нескольких санитаров, приказав остальным ожидать моих распоряжений в Маркополе, я направился к бывшим позициям Финляндцев.

То, что я видел под Бродами, бледнело перед тем, что я встретил тут. Окопы австрийцев были сильно укреплены и мало доступны. Расстилавшееся впереди окопов километра на полтора чистое поле было усеяно русскими трупами. В самих же окопах не осталось ни одного свободного места, на котором не лежали бы убитые австрийские солдаты или офицеры. Трупы лежали во всевозможных позах, причем за четыре дня, прошедшие с момента боя, трупы начали разлагаться. Пройти по окопам стоило большого труда.

В течение трех дней моя команда провела огромную работу, зарывая трупы и составляя на них списки по тем медальонам, которые имелись на груди у каждого австрийского солдата и офицера. Очисткой окопов от трупов дело еще не кончилось. Каждый день со всех участков позиции полка шли требования об уборке трупов в маленьких перелесках, в хлебных посевах. Сильный трупный запах обнаруживал их.

Списки зарытых австрийцев достигли полуторы тысячи.

* * *

В ближайшие дни намечено наступление на Звыженские позиции. В полк снова прибыло большое пополнение. По сведениям, идущим из канцелярии полка, в наших полковых описках уже зарегистрировано 16 000 солдат, причем налицо находится не более 1500, остальные за два года войны выбыли из жизни.

Если в других полках дело обстоит так же, то какое же количество истреблено на фронте людей?!

Накануне предполагавшегося наступления на Звыжен австрийцы в обеденный час открыли сильнейший артиллерийский огонь по Маркополю. Начавшая было играть в офицерском собрании музыка быстро смылась, смылись и обедающие в сильные убежища вроде лисьей норы, устроенной перед помещением, занимаемым командиром полка. Снаряды рвались большими пачками над всей деревней.

Мы с Остроуховым остановились около моей хаты, при которой, к сожалению, не было никакой землянки, в раздумьи, куда бы укрыться. Чем дальше, тем обстрел все более и более усиливался. Оставаться в закрытом помещении становилось опасным. Снаряды рвались поблизости от штаба полка и от нашей хаты. Отдельные шрапнели рвались непосредственно над хатой. Решили пойти в поле.

Стоя за хатой, мы минут пятнадцать выжидали и обдумывали, в каком направлении можно пойти, чтобы выйти из-под ожесточенного обстрела. Снаряды рвались кругом, и выхода как будто не было. Один из очередных снарядов разорвался непосредственно над хатой и зажег ее. Волей-неволей приходилось покидать укрывшую нас стену, чтобы не сгореть. Бегом спустились к речке. Вдогонку рвались снаряды.

Жители побросали свои хаты и с плачем и криком бежали в поле. Останавливаясь на несколько минут около встречавшихся на пути укрытий, переводили дыхание и бежали дальше.

Вправо от нас, рассыпавшись на мелкие партии, бежали офицеры штаба, среди которых особенно выделялась фигура священника, бежавшего с развевающимися волосами и подобранными полами рясы.

И смешно и скверно.

Австрийцы, точно увидев бегство жителей и офицеров из деревни, перенесли огонь на поле. Стало безопаснее вернуться назад в Маркополь, чем бежать дальше, но возвращаться было страшно.

За какие-нибудь полчаса я вместе с Остроуховым очутился вне обстрела в следующей деревне, названия которой не помню.

Часа через два, после серьезной передышки, закусив у одной из крестьянок, мы вернулись с Остроуховым обратно. В Маркополе за это время выгорела треть домов.

На следующий день началось наступление на Звыжен. Наша артиллерия должна была развить ураганный огонь по австрийским окопам и при этом не просто артиллерийскими снарядами, а химическими. Я вместе с Остроуховым отправился в расположенную в полукилометре от деревни батарею, которая к моменту нашего прихода уже — начала стрельбу. Батарея стреляла не торопясь, причем первые два снаряда из каждого орудия были простые, а третий химический. В ответ скоро началась австрийская стрельба. Я с Остроуховым забрался в блиндаж командира. Большая очередь из двенадцати снарядов разорвалась, не долетев до батареи шагов сто, следующая очередь разорвалась, пролетев батарею примерно на таком же расстоянии.

— Попали в вилку, — сказал командир батареи.

Следующая очередь снарядов разорвалась непосредственно на батарее. Из шести пушек две повреждены.

— Огонь! — командует командир батареи.

Артиллеристы снова начинают стрельбу беглым огнем.

— Перейти исключительно на химические! — командует опять командир батареи.

Стреляют химическими снарядами.

В блиндаже командира телефонный звонок: