Австрийцев в окопах застали немного. Они отошли к самому лесу, где у них была вторая линия окопов.
Думать о наступлении на вторую линию было трудно. Множество людей выбито из рядов. Многие остались на пройденном поле убитыми и ранеными. Остановились в ожидании распоряжений начальства — из штаба полка передали приказание приостановить наступление и окопаться на достигнутом рубеже. До ночи успели выкопать ручными лопатками небольшие окопы, в которых можно укрыться лишь лежа. С наступлением же темноты углубили окопы до колена, будучи твердо уверенными, что с утра придется снова перейти в наступление.
Подсчет потерь показал, что из 12-й роты выбыло 30 человек из 150. Собравшись вместе с другими офицерами батальона позади залегшей нашей цепи, мы стали обсуждать возможности дальнейшей атаки и ее успеха.
Общее мнение таково, что нужно этой же ночью продолжить наступление, чтобы не дать возможности австрийцам подвести к себе подкрепления и за ночь укрепить свою вторую линию.
О наших предположениях позвонили в штаб Моросанову, на что получили ответ, что новое наступление не предполагается и нам надо закрепиться на занятом рубеже, причем саперная команда полка и приданные ей в помощь команды других полков дивизии в течение ночи поставят перед нашими цепями рогатки с проволочными заграждениями.
До самого рассвета наши полковые саперы с помощью резервных рот таскали рогатки, которые устанавливали шагах в пятидесяти перед залегшими солдатами в одну линию.
Поверив Моросанову, что наступления не будет, мы со своей стороны начали приспосабливать для себя одиночные окопы, стремясь превратить их в более надежные убежища и землянки.
Весь следующий день прошел за приспосабливанием окопов, за устройством хода сообщений и за пополнением патронных сумок солдат патронами и имеющихся пулеметов — пулеметными лентами.
Ночью 13 июля неожиданно поступило распоряжение вновь перейти в атаку.
— Какое идиотство! — ругались мы. — Австрийцы успели за эти два дня значительно укрепить свои позиции, ввести резервы. Мы же должны наступать с тем же составом людей, значительно поредевшим в результате истекшего боя.
Вопреки установившейся практике на этот раз наступление приказано произвести не утром, а в час дня. Очевидно в расчете на то, что в этот час австрийцы заняты получением обеда и будут захвачены врасплох.
Наше предположение, что австрийцы смогут за время этой передышки укрепиться, оправдалось. При первом же выступлении нашей цепи из окопов мы были встречены ураганным обстрелом со стороны австрийцев. Правда, в свою очередь и наша артиллерия на этот раз стреляла значительно энергичнее, чем накануне.
Однако взять быстрым наскоком позиции неприятеля оказалось невозможным. Потоки свинца, направленные в нашу сторону, сдерживали всякое продвижение. Поодиночке и отдельными группами удальцов приближались мы к проволочным заграждениям, разбить которые артиллерия не успела. Чтобы перебраться через проволоку, надо сначала разрезать ее ручными ножницами, надеваемыми на штык. Штыковые ножницы, однако, оказались неудобными для резки проволоки, и солдатам приходилось, лежа под проволокой, правой рукой стрелять по австрийским окопам, а левой медленно перерезать проволоку за проволокой, чтобы образовать свободный проход.
Лежание под проволокой продолжалось не менее трех часов, в течение которых наша цепь щедро поливалась свинцовым дождем, как пулеметными пулями, так и шрапнелью. Наконец на левом фланге нашей роты образовался проход, и 4-й взвод с прапорщиком Берсеневым ворвались в окопы австрийцев. Вместо обычной сдачи австрийцев в плен на этот раз ворвавшийся взвод встретил отчаянное сопротивление.
Вслед за 4-м взводом прошел в этот же проход третий, за ним второй, вскоре вся 12-я рота. В самих окопах и позади них начался штыковой бой, впервые наблюдаемый мною за все время войны. Австрийцы дрались отчаянно. Наши солдаты, в свою очередь, с остервенением перли на австрийцев, причем последние отступали в лес, где работа штыком была не совсем удобна и озверение дошло до такой степени, что солдаты пустили в ход шанцевые инструменты, лопатки, которыми раскраивали головы австрийцам.
Рукопашный бой продолжался не менее двух часов, причем, в то время когда 12-я рота вела штыковой бой, соседние еще не успели пробраться за проволоку и продолжали вести огневой бой под проволочными заграждениями. Это ухудшало положение 12-й роты, придавая мужество австрийцам, которые смотрели на нас, как на изолированную часть, не могущую принести им серьезного ущерба.
Счастье! Правее нас прорвали проволоку и заняли окопы солдаты 1-го батальона 12-го полка. Лишь после этого австрийские позиции очистились и бой перенесся непосредственно в лес, перейдя почти по всему участку в штыковое сражение. Лишь наступившая темнота прекратила резню. Люди рот перепутались между собой. Я видел мелькающие перед глазами озверелые лица то русских, то австрийских солдат, причем среди русских солдат я не узнавал людей своей роты.
Ночь внесла успокоение.