Потом я стал требовать очной ставки, два или три часа мне очную ставку почему-то не давали, мы со следователем беседовали о литературе. Он оказался большим знатоком литературы, он занимался литературой. Потом нам дали очную ставку, пришел веселый Миша, сильно похудевший, сказал, что свои показания подтверждает, что все так и было. Я сказал: раз Хейфец говорит, что было, то и я говорю, что было. Это была, разумеется, ошибка.
Чудовищная наша зеленая неопытность сыграла здесь свою роль. Ни в коем случае нельзя было признаваться. Признаваясь таким образом, я подводил Хейфеца, этого я тогда не понимал, и Миша этого не понимал, до чего же зеленые были — это просто поразительно! КГБ только и надо было — набрать как можно больше людей, которые это читали. Чем больше людей, тем крепче дело об антисоветской клевете и о распространении…
Потом Хейфеца увели, начали составлять новый протокол. Мне намекнули, что я теперь у них на крючке, потому что дал ложные показания, а за ложные показания полагается срок… После чего меня отпустили, причем перед тем, как выпустить, следователь попросил сделать автограф на книжке „Понедельник начинается в субботу“» (
С. 82
Последнее замечание отсылает к знаменитым записям Фриды Вигдоровой, стенографически воспроизводившей диалоги судьи и подсудимого на процессе Бродского. Эта запись попала на запад, ходила в самиздате и была опубликована, как только стало возможным (
Прозой записан «конспект» стихотворения «Бежать, бежать…» — Ст-19. С. 316.
Прозой записано стихотворение «Никогда не толпился в толпе…» — Ст-19. С. 154.
В набросках имеется продолжение:
«Через несколько месяцев все мы получили еще одно приглашение, в котором содержались извинения за то, что нас пригласили так очевидно не вовремя. „Приезжайте к нам весной. Весна у нас лучшее время года…“ Нас опять попросили отказаться. На этот раз мы не стали писать, за нас кто-то уладил этот вопрос.
Через некоторое время Олег Ефремов рассказал мне, что к нему приходил наш переводчик в панике: требуют, чтобы он написал отчет о том, что говорил Володин Олби. „О чем же он говорил?“ — спросил Олег. „О пьесах Шварца, о песнях Окуджавы, о Пастернаке…“ — „Ну, что ж, это и говори“. И тут переводчик либо со страху, либо с кем-то перепутал: „О том, что партия мешает искусству“. (Этого я не говорил, да и вообще таких тем мы не касались.) „Вот будешь сволочь, если это напишешь“, — сказал Олег.
Как отчитался переводчик, я не знаю. Но много времени спустя в Доме творчества я случайно разговорился с одним работником соответствующей организации и узнал, что моего переводчика уволили с работы. Видимо, и для него было бы лучше остаться в стороне, как этого хотели иностранцы» (ОРК ГТБ. Ф. 18. Л. 44–45-а).
С. 83
…
С 1955 по 1965 год Ответственным секретарем Ленинградского отделения Союза писателей РСФСР был поэт Александр Андреевич Прокофьев (1900–1971), карикатурно похожий на Н. С. Хрущева.
С. 84
В ОЗ это — диалог с другим собеседником: «Для кого вы пишете, на кого вы рассчитываете, что вас поймут? — спросили меня научные ребята…» (с. 36).
…
Пьеса А. Штейна «Океан» была поставлена Г. А. Товстоноговым в БДТ в 1961 году.