Записки нетрезвого человека

В «Огоньке»-90 (с. 17–18) этот абзац продолжен:

«Рабовладельческий строй сменился феодальным, и так далее. Сейчас, на новом витке истории он возрождается. Все многочисленней клан людей, которым необходимо рабовладельчески властвовать. Нельзя над многими — пусть хоть над кем-нибудь, хотя бы даже временно, ненадолго. Для этого им не нужны действительно зависимые от них люди. Ради того, чтобы добиться подчинения, рабского услужения себе, они сами готовы унизиться, сымитировать, а то и на самом деле тяжко, мучительно обидеться, вымолить, только без свидетелей, наедине. На людях эта иерархия восстановится.

Как обычно спрос рождает предложение. Тут — добровольное. Растет, ширится порода тех, кто подготовлен уже к зависимости. Кто своей интеллигентностью, своими комплексами, своей неспособностью разгадать дьявольские хитрости. А кто — вообще привычкой жить в условиях молчаливого рабовладельческого витка истории».

Гена Шпаликов — поэт шестидесятых годов.

Шпаликов Геннадий Иванович (1937–1974) — сценарист и поэт. По его сценариям поставлены фильмы «Мне двадцать лет» (1963, реж. М. М. Хуциев), «Я шагаю по Москве» (1964, реж. Г. Н. Данелия), «Я родом из детства» (1965, реж. В. Т. Туров), «Долгая счастливая жизнь» (1966, реж. Г. И. Шпаликов), «Ты и я» (1970, реж. Л. Е. Шепитько), «Пой песню, поэт» (1972, реж. С. П. Уру севский).

С. 78

«Не хочу быть рабом! Не могу, не могу быть рабом!..» — в «Огоньке»-90 (с. 18) добавлено: «Далее нецензурно».

В набросках: «Шпаликов повесился. Это была его песня:

Бывает все на свете хорошо,
В чем дело сразу не поймешь…
Были у него такие стихи:
Я никогда не ездил на слоне
И не решал громадные задачи.
Страна не пожалеет обо мне
Но обо мне товарищи заплачут.

[По нашему времени — до непонятности жизнелюбивый ренессансный человек][18]» (ОРК ГТБ. Ф. 18. Л. 56–57).

«В 1956 году во ВГИКе появился студент, сразу же очаровавший всех — и преподавателей, и соучеников. Он был очень юн и незадолго до института закончил Суворовское училище. Он был всем приятен и мил обаянием, „суворовской“ подтянутостью, доброжелательностью и явной талантливостью. <…> И казалось, что он не просто ходит по институту, а словно все время взбегает вверх по лестницам. <…> Он был человеком Москвы, московских улиц, ему нравились незатейливые, случайные, уличные отношения, он видел и слышал в них время. Образы возникали из простоты, очарование их было в „шпаликовской“ неожиданности, смещении обычного. Он видел то, чего не видели другие. Нет, видели, но не придавали этому художественного, вернее, кинематографического значения. Самолет, который провозят ночью по Садовому кольцу. Баржа, тянущаяся по Москве-реке. Первый снег в городе…» (Габрилович, Финн. Долгая счастливая жизнь. С. 5, 7).

Вся мощь государственной машины во главе с Хрущевым обрушилась на Поэта и оказалась бессильной перед ним.

В «Огоньке»-90 (с. 18):

«Вся мощь государственной машины обрушилась на поэта, по годам уже старого (правда, такой поэт выше возраста), аполитичного (правда, такой поэт выше политики), непонятного народу (правда, такой поэт выше способности всего народа его понять) — государство во главе с Хрущевым обрушило всю свою силу на него — и все! это! рухнуло перед ним! бессильной перед ним. <…> Сейчас не упомянуть Пастернака, если речь идет о поэзии, просто неприлично. И непатриотично».

«Публикация романа за рубежом, присуждение в 1958 г. Нобелевской пр. вызвали политический скандал, инспирированный Отделом культуры ЦК КПСС, — Пастернака исключили из Союза писателей СССР, в печати была организована травля писателя от имени литературной и советской общественности, требовавшей его высылки из страны. Пастернак вынужден был отказаться от премии и подписать „покаянное“ письмо. Все эти обстоятельства ускорили его кончину» (Пастернак Е. В., Пастернак Е. Б. Пастернак. С. 549).

Скандал стал одним из постыднейших инцидентов хрущевской оттепели. По стране прокатилась волна топорно организованного «народного возмущения». Фраза «я романа не читал, но Пастернака осуждаю» стала крылатой, означающей предвзятое мнение. В числе грубых оскорблений, адресованных Пастернаку, — выражение Н. С. Хрущева «свинья не гадит, там, где ест».

Это знаменитое «лягушка на болоте», как выразился кто-то из простых рабочих словами какого-то из простых журналистов.