Записки наводчика СУ-76. Освободители Польши

Осмотревшись на местности, оглядев занятую нами позицию, командир собрал нас всех у самоходки и поставил задачу. Стрелки тоже стояли вдоль борта самоходки и внимательно слушали задачу. Было ясно одно – немцев пропустить в поселок нельзя. Потому что он был на доминирующей высоте и от этого поселка очень хорошо просматривалась дорога, по которой шли войска и грузы. Можно было успешно вести артогонь во фланг этому нескончаемому потоку.

Я заступил на пост у самоходки, чтобы вести постоянное наблюдение. Один боец был выдвинут вперед метров на тридцать, а еще двое с ручным пулеметом – метров на сто. Таким образом, у нас получилось двойное боевое охранение.

Ребята наскоро перекусили и пошли занимать свои места. Как выяснилось, они не успели покушать из полевой кухни и прямо с марша попали к нам на броню. Окопы рыть не собирались, но что-то вроде огневой позиции оборудовать было надо.

Мы стали маскировать самоходку. Снова начал падать снежок, который вскоре перешел в сплошную белую стену. Крупные хлопья покрывали кустарник, фруктовые деревья. Поначалу падавший на броню снег таял, но, как только броневые листы поостыли, машина слилась с местностью и ночной темнотой и стала совсем неразличима. Только если зайти с кормы, можно было увидеть темноту боевого отделения. Такая маскировка была нам на руку.

Но и врагу такая погодка тоже была на руку. Можно незамеченным подойти совсем близко. Я стоял в напряжении и всматривался в эту сплошную белую мглу, боясь просмотреть или не услышать приближения врага.

Оставшиеся свободными от караула боец и Иван Вишневский, а также наши ребята вместе с командиром пошли в дом и, как я понял, затопили печь, потому что со стороны дома потянуло дымом. Вскоре справа на дороге, которая шла от поселка, показались две фигуры. Я окликнул и запросил пропуск. А пропуск у нас был в эту ночь цифровой. Они ответили. Это оказались два сапера, которым командир батареи приказал установить на полотне дороги мины. Шоссе – это, пожалуй, будет слишком сказано, но все же, наверное, в былое время эта дорога была под хорошей нагрузкой, потому что на полотне дороги прослеживалась хорошо наезженная колея, и даже в самое мокрое время она никогда не раскисала. Содержалась дорога в довольно хорошем состоянии. Вот на этом полотне и предполагалось установить четыре противотанковые мины, которые саперы принесли с собой.

Сидоренко, вышедший их встретить, указал им место, где устанавливать. Это было впереди самоходки метров пятьдесят. Ребята одобрительно закивали и пошли делать привычное для них дело.

Минут через пятнадцать саперы вернулись и доложили командиру, что мины на указанном месте установлены. Сидоренко отпустил их и приказал Лукьянову сменить меня с поста, так как ребята вскипятили чаю и погреться было как раз кстати. Из дома вышел механик, а я, довольный, побежал в дом. Наш пехотный десант сушил портянки и распивал чаи. Иван Вишневский оказался практичным малым. На кухне оказалась мука, и он напек каких-то оладьев. Не знаю, какие они были на вкус, я их не пробовал, но вкусный запах и горячий пар расплывались по кухне. Кушать я не хотел, но кружку хорошо заваренного чая я выпил и снова отправился к самоходке.

Занял место для наблюдения впереди зеленой изгороди из декоративного кустарника, а механик разместился в машине на своем месте. Так было надежнее, и он в любую минуту мог оказаться на своем боевом посту. Начавшийся снегопад утих, самоходку припорошило так, что и в дневное-то время не обнаружишь. Время близилось к полуночи. Слева от нас доносились отзвуки далекого боя, а у нас – тишина. Даже не верилось, что может быть так тихо. Фронт – и вдруг такая тишина. За последнее время мы привыкли к постоянному артиллерийскому гулу. Даже не по себе как-то, чуточку жутковато. Но сознание того, что немцы находятся где-то совсем рядом, возвращало к действительности, и я продолжал напряженно вслушиваться и всматриваться в ночь. А может, немцы в эти минуты готовятся к бою и вот-вот будут тут, и тогда начнется этот шум и гром, без которого мне показалось сейчас скучно.

Рассуждая так, я ни на секунду не отвлекался от дела, для которого меня поставил командир. Когда долго находишься в темноте, то глаза привыкают или, как говорят медики, адаптируются. Вот и у меня зрение было как у кошки, я видел все, что было впереди меня, тем более выпавший снежок добавил освещенности местности, и я хорошо просматривал все полотно дороги почти до самого леса, и даже кромка леса четко вырисовывалась на фоне неба. Уши мои были напряжены так, что порой мне казалось, будто они шевелятся.