Запиханка из всего

– Браво, сэр. Отлично! Горловину этого, как вы определили, пылесоса, мы пройдем на высоте сто километров. Я записала ваш рассказ. Мы могли бы обсудить условия его трансляции.

Де Бриак приподнимает клапан серо-синего форменного комбинезона; под клапаном значок орбитальной безопасности:

– Своим бесплатно.

Китаянка закрывается улыбкой – точно шпажист клинком. Лежер снова пытается угадать возраст женщины. Пожалуй, теперь придется искать подружек на орбите. Земные, как выясняется, длительного расставания не терпят…

– Сэр, прошу вас, объясните, – круглый дяденька тянет планшет:

– Если мы взлетаем в электрическом поле, то мы – заряженная пылинка, верно?

– Да.

– Но как же вся наша электроника? Планшеты, браслеты, ноутбуки?

– Мы внутри клетки Фарадея, – отвечает Лежер. – Это даже я сообразил.

– Нет, – внушительная пожилая дама откладывает стопку бумаг, нервно теребит лацканы отлично сидящего делового костюма. – Я никак не могу представить, что такое возможно. Как вообще подобное может происходить.

Дяденька хмыкает:

– Мэм, легко. Помнится, в годы молодые я с друзьями заночевал на заброшенном производстве. Мы нашли кирпичную трубу – нам она показалась громадной, целых пятьдесят метров, только подумайте!

На табло как раз отметка “шестьдесят четыре километра”. Все смеются, и дяденька, с отчетливой ностальгией в голосе, продолжает:

– Я уже и не вспомню, чего ради мы развели костер именно в трубе. Скорее всего, потому что труба – значит, хорошая тяга. Что ж, тяга оказалась выше любых ожиданий. – Драматическая пауза и нарочито спокойный, абсолютно без надрыва, голос:

– Как только наш костер достаточно разгорелся, чертовы дрова улетели вверх по трубе. А потом осыпались дождем березовых поленьев. Я пару месяцев ходил с весьма мужественным шрамом на брови, точно спартанский царь в старом кино.

Несколько мгновений на осознание шутки. Общий смех.

– Так просто? – женщина все же сомневается. – Наверняка имеется секрет!

Китаянка снова улыбается все той же защитной улыбкой:

– Конечно, имеется. Воздух лифта насыщен смесью нанороботов. Практически, вокруг нас не атмосфера из привычной кислородно-азотной смеси. А взвесь микрочастиц, этакий коллоид, как магнитно-масляный уплотнитель на гребном валу корабля. Что и позволяет управлять нашим стационарным торнадо. Уж позвольте мне в подробности не вдаваться.

– Подробности здесь потянули на три Нобеля, – хмыкает комиссар. Экскурсовод соглашается:

– А уж “ноу-хау” и вовсе никто считать не пробовал. Так что дальше я скажу просто. Ровно через десять минут мы пройдем горловину терминала. Наша капсула попадет в разгонную шахту, наберет скорость около тысячи километров-час, и через шесть минут мы уже на низкой опорной орбите, LBO, а еще через двенадцать на высоте полета Гагарина.

Дяденька помогает импозантной соседке уложить бумаги. Закончив, устраивается в кресле и произносит вполголоса, слышит его только Лежер:

– В детстве я мультфильм смотрел: “Ночь на галактической железной дороге.” И никогда даже и помыслить не мог, что настанет обычный день, когда я поеду в обычную командировку с ревизией бухгалтерии филиала. Поездом, как всегда. Только на орбиту…

* * *

На орбите просторно, гулко и пусто. Если бы еще звуки передавались, какое бы гуляло эхо!

Но нет газовой среды. От молекулы до молекулы дальше, чем от аванса до зарплаты. А потому вся связь только направленными пучками, радиолазерами. Широковещательный луч не долетит, рассеется, утеряет мощность и канет в вечность незаметно, как нищий художник. Это по меркам Земли луч широковещательный, а ведь между земной поверхностью и первым же геостационарным спутником, одаривающим землян котиками через интернет, земной шар вмещается ровно три раза. Попробуй докричись!

Так зачем же лететь на световые года? Прямо рядом вполне поместятся десятки, сотни орбитальных поселений – цилиндры О’Нейла, тороидальные станции фон Брауна, лунные города по проекту Владимира Бармина – и между ними еще останутся десятки тысяч километров чистейшего самородного вакуума.

На орбите просторно, гулко и пусто. Только солнечный ветер беззвучно танцует в парусах, да порой нейтрино-другое прошмыгнет по своим нейтринным (не путать с нейтронными!) делам.

Человек любую среду очеловечивает. Лес населяет лешими, воду, соответственно, водяными. Даже в океанских глубинах Ктулху завел. Не природа – человек не терпит пустоты. В космосе человек совсем недавно, и очеловечить здешних пока еще не сумел. Пока что самая загадочная и мистическая тварь на орбите – хомо сапиенс сапиенс и есть. Два раза “сапиенс” не ошибка, потому как жил некогда хомо сапиенс неандерталис, от него в наследство и осталось.

Остальное съели.

Штатная связь прослушивается в обязательном порядке; жители Орбиты, в целом, такой подход одобряли. Надо же разматывать каждую аварию до самого источника. По-другому тут не выжить, не Земля.