Зандр

Он всегда был самым плохим. В детском доме. В приёмной семье. В школе. В другой приёмной семье. В подмастерьях… Нет, в подмастерьях он пробыл недолго, меньше месяца, и потому не успел заслужить славу самого плохого. К тому времени, когда его определили учеником в небольшую механическую мастерскую, Боксёр уже имел шесть приводов в полицию и один условный срок, однако это был лишь пятый показатель «на раёне», в соседнем гараже вкалывали по приговору суда двое пацанов с реальными отсидками за плечами, так что Боксёру было куда стремиться.

Куда? Направление стало ясным давным-давно, и будущее не просто вырисовывалось, а, вполне сформированное, терпеливо поджидало героя. К двадцати годам Боксёр должен был угодить в тюрьму во второй раз, выйти по УДО, возглавить небольшую банду, лет пять-шесть жить на всю катушку и к тридцати получить пожизненное как рецидивист. Или погибнуть в перестрелке, не важно — с полицией или с конкурентами.

Однако Время Света изменило чётко прописанный план.

Разразившаяся катастрофа стала кошмаром для всех, однако Боксёр — в силу характера и воспитания — довольно быстро пришёл в себя и сообразил, что наступило Время Больших Возможностей, когда умный и дерзкий парень вроде него способен заполучить настолько много, насколько это вообще возможно на изнасилованной планете. Понял и целеустремлённо взялся за дело.

Воспользовавшись суматохой, Боксёр с несколькими друзьями сколотил свою первую банду — из ошарашенных, мало чего понимающих уголовников, — объяснил им, что дальше будет только хуже, и определил несложные, но действенные правила выживания. Его люди кружили по руинам города, извлекая всё, что удавалось, и отчаянно сражаясь за каждую консервную банку, за каждый патрон. Они собирали и прятали, хотя в то время многие тупо громили всё, что не успели разнести ракеты, и не задумывались о будущем. Банда Боксёра стала самой организованной, быстро росла, потому что людям свойственно примыкать к сильным, увеличивала контролируемую территорию, и Боксёр имел все шансы подмять под себя целую область — такое бывало в Зандре, но банальное невезение разрушило честолюбивые мечты. В город вошли остатки мотострелковой дивизии, а выстоять против тяжёлого вооружения и тренированных бойцов уголовники не могли. Пришлось уходить.

И не просто уходить из обжитого района, потеряв убежища и доступ к остаткам складов: банда очутились в «том самом» Зандре — только формирующемся, корчащемся в землетрясениях, залитом ядовитой дрянью. И рассказывать о тех днях Боксёр не любил. И самые верные его люди не любили. И молчали, даже напившись.

О том, как выживали в «том самом» Зандре, никто не любил вспоминать, ни люди, ни звери.

В конце концов Боксёр оказался в ДылдаСити и вот уже два года сидел у ног Дюка, с лютой завистью разглядывая царственные, невозможные в Зандре башни.

— Ты виноват!

— Боксёр!

— Заткнись!

— Не надо!

— Он выжил, — хрюкнул Мешок. — Он предатель.

Стоящий на коленях Горький громко всхлипнул, но даже не сделал попытки вскочить, знал, что движение оборвётся или ударом, или пулей. Боксёр медленно взвёл курок пистолета. Мешок криво усмехнулся. А больше в задней комнате бара «Три сверчка» никого не было.

— Ты понимаешь, что, кроме тебя, подозревать некого? — сквозь зубы поинтересовался Боксёр. И выражение его лица не сулило падле ничего хорошего. Боксёр и так-то не был красавцем: перебитый в юности нос, из-за которого он получил кличку, и следы от химических ожогов — последствия жизни в «том самом» Зандре — делали его страшным, но когда главарь злился, лицо и вовсе превращалось в злобную маску.

— Да, — вздохнул Горький. — Да… Лучше бы я сдох в том броневике!

Но не сдох. И даже захудалого перелома не получил — только ушибы. И сознание вовремя потерял — когда грабители вытаскивали контейнер, — поэтому показался мёртвым и не получил пулю. Когда очнулся: Жеребец и водила с простреленными головами, в грузовом отсеке пусто, а сам — жив. И дождь…

Выбрался, матерясь, добежал до грузовика, нашёл двух помятых парней — остальным помощь не требовалась, — кое-как перевязал, рванул к бортовому радио — вдребезги, попробовал выйти в сеть — глухо. Через три часа услышал знакомые голоса в маломощной переносной рации — встревоженный Боксёр отправил группу поддержки, обрадовался, но, оказавшись в ДылдаСити, понял, что поторопился возносить Всевышнему благодарственные молитвы: удивительное везение Горького вызывало у Боксёра справедливые подозрения.

Однако трёхчасовой допрос, сопровождавшийся безжалостными побоями, ничего не дал — окровавленный Горький твёрдо стоял на своём, рыдал, голосил, целовал Боксёру ноги и клялся в верности. Мешок предложил вколоть бойцу сыворотку правды, но лениво, не настаивая, поскольку всем и так было ясно, что Горький ни при чём.

— Это гастролёры, — буркнул Мешок, поняв, что стрелять вожак не станет.

— Скорее всего, — согласился Боксёр. Однако пистолет не убрал. — Но кто их навел? Наши или люди Кеннеди?

— Ты ему сообщил?

— Да…