Замок Отранто

Гораций Уолпол, доживший до весьма преклонного возраста, успел стать свидетелем раннего этапа истории того литературного феномена, родоначальником которого он был и которому дал звучное и, как оказалось, долговечное имя. Сочинив книгу, которую он сам полагал чуждой вкусам своего века, «отвергавшего все, что выходит за пределы холодного здравого смысла»[55], он, судя по его письмам, был приятно удивлен и горд ее успехом у читающей публики. «Замок Отранто» довольно быстро перевели на основные европейские языки, а в самой Англии он неоднократно переиздавался при жизни автора; развивая этот успех, Уолпол вскоре перенес готические темы и образы в область драматургии и создал пьесу «Таинственная мать» (1768), первую в европейской литературе «трагедию рока», где получил развернутое сюжетное воплощение намеченный в истории князя Манфреда мотив инцеста. Эта мрачная драма не пользовалась особой известностью и никогда не представлялась на сцене (впоследствии, впрочем, «Таинственную мать» высоко оценил Байрон, назвавший ее «трагедией высшего порядка»[56]). Однако она эффектно завершила своеобразную триаду готических творений Уолпола (начатую Строберри-Хилл и продолженную «Замком Отранто») — творений, внесших весомый вклад в «готический ренессанс» XVIII века, с которым ассоциируется сегодня его имя. Один из зачинателей моды на готику в литературе и культуре своего времени, он очень скоро перестал быть ее законодателем, будучи превзойден своими преемниками «в ненавязчивом мастерстве описаний и в умении держать ум читателя на протяжении длинного и запутанного романа в состоянии лихорадочного напряжения и тревоги»[57]. И вместе с тем «удачное соединение сверхъестественного с человеческим»[58], продемонстрированное в его небольшой «готической повести» и оказавшееся необыкновенно востребованным культурной мифологией последующих столетий, заслуживает участливого и благодарного читательского внимания — даже в эпоху, когда духи и призраки лишились своих гремящих, громоздких, нескладных доспехов.

С. А. Антонов

ЗАМОК ОТРАНТО Готическая повесть

…Vanæ

Fingentur species, tamen ut pes, et caput uni Reddantur formæ.

Hor[59]

Предисловие к первому изданию

Предлагаемое читателю сочинение было найдено в библиотеке, принадлежащей католической семье старинного происхождения, на севере Англии. Оно было напечатано готическим шрифтом в Неаполе в 1529 году. Насколько раньше этой даты было оно написано — неясно. Главные события повести приводят на ум мрачнейшие века христианской эры — именно тогда верили в возможность подобных происшествий; но ни речь, ни поведение действующих лиц не несут на себе печати варварства. Повесть написана на чистейшем итальянском языке. Если бы она возникла приблизительно в то же время, когда якобы происходило рассказанное в ней, то следовало бы заключить, что это имело место где-то между 1095-м и 1243 годами, то есть между первым и последним Крестовыми походами, или немного позже. В повести нет никаких других обстоятельств, которые позволили бы определить, к какому периоду относится ее действие; имена персонажей — явно вымышленные и, возможно, намеренно изменены; однако испанские имена слуг, по-видимому, указывают на то, что она не могла быть создана ранее воцарения в Неаполе Арагонской династии, ибо лишь тогда испанские имена распространились в этой стране. Изящество слога и пыл автора, сдерживаемый, впрочем, удивительным чувством меры, заставляют меня предполагать, что повесть была сочинена незадолго до ее напечатания. Литература достигла тогда в Италии своего наивысшего расцвета, и ею было многое сделано для того, чтобы рассеять суеверия, которые в эту эпоху подвергались чувствительным ударам и со стороны реформаторов. Вполне вероятно, что какой-нибудь сообразительный монах мог постараться обратить против провозглашателей новых истин их собственное оружие и воспользоваться своим дарованием сочинителя для того, чтобы укрепить в простонародье старинные заблуждения и суеверия. Если его намерение было именно таким, то надо признать, что он действовал с замечательной ловкостью. Произведение, подобное публикуемому нами, способно поработить непросвещенные умы более, нежели добрая половина полемических книг, написанных со времени Лютера и до наших дней.