Закон проклятого

– В общем, так, Иван. Все мои тогдашние предположения подтвердились. Даже с лихвой. В это трудно поверить, но, пока ты не убьёшь приверженца культа бога Сетха, который преследует тебя, покоя не будет. И чем скорее ты это сделаешь, тем лучше.

– Это понятно, – вздохнул Иван. – И откуда он только взялся на мою голову?

Пучеглазый пожал плечами:

– Я не большой знаток древнеиранского – а большинство текстов в твоей книге написано именно на этом языке. Но из того, что я смог расшифровать, следует, что весь твой род издревле только и занимался тем, что пытался уничтожить последователей культа Мирового Змея. Сетха, то есть. Ну а они, естественно, сопротивлялись. И нередко им удавалось отправлять к праотцам и твоих предков. Я так понял, что, в принципе, вы – дети одной расы, убить которых весьма непросто. Но вот этим мечом это можно сделать наверняка. Смотри, здесь в книге есть интересное место…

Учёный осторожно перевернул пару готовых рассыпаться от старости страниц и начал медленно и вдохновенно переводить:

– «Возьми в руку знак и дай ему напиться крови. Пей её вместе с ним, и Луч Звезды укажет тебе путь. Но берегись! Звезда коварна и непостоянна. Она не различает добра и зла, и ей все равно, чья жертвенная кровь прольется на тело Крылатого бога».

– Нормальный ход! – воскликнул Иван и аж подпрыгнул от возмущения на своем диване. – Стало быть, эта железяка запросто может прищучить и меня!

– Выходит, так, – кивнул Пучеглазый. – А вот послушай ещё: «Человек слаб. Не позволяй ему взять над тобой верх, ибо тогда душа твоя окажется во власти Змеёнышей».

– Ну и как это понимать?

Иван уже устал от всей этой галиматьи. У него осталось одно-единственное желание – найти своего преследователя, намотать на этот проклятый меч его вонючие кишки и после забыть обо всей этой затянувшейся истории, как о кошмарном сне. И потому он не особо внимательно слушал длинные и монотонные пояснения ученого, который будто специально умилялся над каждой иранской закорючкой и упорно не желал говорить по делу.

– Это, наверное, значит, что ты не должен поддаваться простым человеческим чувствам – любви, ненависти, страху. Притупить эмоции, которые могут отнять у тебя силу Меченосца…

– Вот ещё чушь собачья, – фыркнул Иван. – Что я, гимназистка, чтоб у меня от любви припадки случались? Ты заканчивай ходить вокруг да около, лучше скажи, как мне этого урода найти? Кстати, если он такой крутой, чего ж он сам не появится, чтобы нормально качнуть вопрос, а всё щемится неясно где и своих зомби ко мне подсылает?

Настала очередь ученого фыркать и строить непотребные гримасы, означающие, что Иван как минимум – непойманный даун и кандидат в Кащенко.

– Ну а ты как сам думаешь? Ты фактически единственный, кто может сопротивляться его силе и отправить его на тот свет, и он сам по доброй воле подставит тебе шею под меч? Ну уж нет. Наверняка он сначала использует все козыри и только потом заявится лично. И то – вряд ли. Я бы, например, на его месте забыл про твое существование, несмотря на то что… погоди, погоди… Смотри, что здесь написано. «Соедини Луч Звезды со Змеиной Пастью, и содрогнётся земля от твоего величия, и боги преклонят пред тобой колени… И не несколько кукол, а целые народы будут повиноваться тебе…» Готовый рецепт пресловутой власти над миром. Не находишь?

– Знаешь, миром править мне на хрен не надо. Мне б разгрести эту кучу дерьма, а дальше – хоть трава не расти.

Иван вернулся к своему дивану и принялся чесать за ухом Лютого, от чего комната наполнилась довольным мурлыканьем.

Пучеглазый задумчиво тёр подбородок, уставившись в книгу и что-то беззвучно шепча себе под нос.

– «И не несколько кукол…»? Хм… Судя по твоему рассказу, вы оба имеете способность управлять двумя-тремя людьми одновременно. А здесь – целые народы…

Он облизнул пересохшие губы, не переставая осторожно листать хрупкие страницы.

– Ты знаешь, Иван… по-моему, я что-то нашёл… Здесь есть одно заклинание. Хорошо, что на латыни. Я не уверен в произношении, но можно попробовать…

– Ну давай попробуем, – Иван от души зевнул. – Об чем заклинание-то?

– А вот это мы сейчас узнаем.

Учёный склонился над книгой. Свет хрустальной люстры, висящей под потолком, странно преломился в толстых стеклах его очков, и Ивану показалось, будто глаза исследователя блеснули недобрым огнем.

– «Si metu coactus, adii hereditatem, – начал он хриплым от волнения полушёпотом, водя кончиком пальца по истертым знакам, – puto me heredem, quia quamvis si liberum».

Ивану почудилось, что воздух в комнате вдруг стал плотнее. Предметы приобрели немного размытые очертания, словно Иван сидел на дне аквариума, доверху залитого водой. Почудилось вдруг, что ожили развешанные на стенах иконы, в каком-то мистическом ужасе потупив взоры и пряча в складках одежды съёжившихся младенцев. Слова однорукого чернокнижника гремели, наполнялись силой, многократным эхом отражались от стен, становясь не просто колебанием воздуха, а чем-то материальным, осязаемым.