Закон подлецов

Россия — страна особая. Во всем, в любых проявлениях. Если в иных странах коррупцию, в широком смысле, рассматривают как сращивание криминала с государственными структурами, то здесь все иначе, по-своему, с особым, неповторимым колоритом и размахом. Ибо те, кто призван охранять закон, нарушая его, сами становятся преступниками. Не те, в прежнем понимании, в кирзовых сапогах, с металлическими фиксами и кистенем за пазухой, а эти, современные, вполне респектабельные внешне. Судьи, прокуроры, полиция, следствие — все они, сращиваясь с властными государственными структурами, и создали истинную российскую коррупцию. Такую, что, как ржавчина, разъедает гражданское общество. И когда один из высших судейских руководителей говорит на служебном совещании, что отныне оправдательный приговор будет считать браком в работе судей, то его самого не под суд, за такое вражеское отношение к своему народу, отдают, а напротив — повышают в должности. Это ли не парадокс? Это ли не коррупция?

***

На одно из первых судебных заседаний по «делу Александры Лисиной» адвокаты принесли несколько ходатайств от известных в стране людей. Это были те, кто хорошо знал Сашу по ее работе в благотворительном фонде. Свои обращения к суду подписали видные политики и общественные деятели, известный космонавт и прославленный полярник — люди, которых знала вся страна, подвигами и делами восхищалась, те, о ком песни пели, книги писали и фильмы снимали. Все они поручились за то, что им лично хорошо известная Александра Лисина, оставаясь во время следствия дома, со своими детьми, никуда не уедет и никакого вреда расследованию не причинит. Они не просто мнение свое высказали, они поручились, что так и будет. Страна этих известных людей любила, уважала, верила им. Но три человека, следователь, прокурор и судья, видно, были жителями другой страны — мнение известных граждан России на них впечатления не произвело. Тогда поднялся со своего места адвокат Гогсадзе. Вместе с Тамарой Геннадьевной Быстровой и Натальей Григорьевной Смирницкой Шота Олегович также защищал Александру.

— Не видя никакой необходимости содержать мать троих малолетних детей под стражей, я заверяю суд, — сказал адвокат, — что моя подзащитная будет неукоснительно соблюдать все предписанные ей условия подписки о невыезде, или домашнего ареста, в зависимости от того, какую меру пресечения изберет суд. Я гарантирую, что Александра Сергеевна Лисина будет вовремя являться на вызовы в следственные органы, не будет иметь никаких контактов с фигурантами по этому делу, тем более, как следует из материалов, что они друг с другом не знакомы. Я понимаю, что моего слова и моих устных гарантий суду может оказаться недостаточно. В виде гарантии я готов сдать прямо сейчас свое адвокатское удостоверение и при всех здесь, в зале суда, присутствующих даю слово, что если Александра Лисина хоть чем-нибудь помешает следствию или предпримет попытку скрыться, то я никогда больше не буду заниматься адвокатской деятельностью.

Если бы адвокат свою речь, такую искреннюю и взволнованную, произнес где-нибудь, ну, скажем, в вагоне метро, или на городской площади, то и тогда это речь, наверное, произвела бы больший эффект. Судья же на слова Гогсадзе не отреагировал никак.

Когда-то, еще в той стране, которая называлась Союзом Советских Социалистических Республик, существовало две государственные структуры — прокуратура и адвокатура. Адвокаты были полноправными участниками процесса, от их мнения нельзя было отмахнуться, как от жужжания назойливой мухи. В современной России адвокатура стала независимой. Ни от чего, ни от кого — главным образом от государства. Но и государство, в лице своих правоохранительных органов и судебной системы, от независимой прокуратуры нынче тоже не зависит.

— Мэтр, я вам аплодирую, — высказал свое восхищение адвокату Гогсадзе правозащитник Андрей Бабушкин. Они давно уже были знакомы по совместной работе в общественном комитете по правам человека.

— Ба, а вы здесь как? — поинтересовался Шота Олегович.

— Как всюду, где меня не ждут и видеть не желают, — шутливо ответил Андрей Владимирович. — Ну не буду вас томить. Мне позвонил один из тех людей, чье поручительство сегодня зачитали и столь небрежно положили под сукно. Наивный человек, он полагает, что с этой девочкой, с Лисиной, творится произвол. А это даже не произвол, это хуже. Тут видна чья-то твердая рука. Твердая и очень жесткая. — А как вы думаете, господа адвокаты, — теперь уже Бабушкин обращался ко всем троим защитникам Саши, — что если я по поводу вашей подопечной соберу пресс-конференцию? Я полагаю, вам есть о чем рассказать прессе, да и своего мнения скрывать не стану. Я, конечно, не преувеличиваю силу и влияние общественного мнения, но и полностью его игнорировать тоже не стоит. Во всяком случае, эти портачи из следствия и прокуратуры должны будут понять, что их действия без внимания не останутся.

***