Закон подлецов

Тогда, в Женеве, отказавшись от предложения следователя, Сергей отвечал только сам за себя, за свою судьбу. Обдумывая и выстраивая линию, даже можно сказать, стратегию поведения, он теперь берет на себя ответственность за судьбу самых дорогих для него людей — дочери, ее детей.

Размышляя над этим, Сергей пытался проникнуть в ход мыслей своих, с позволения сказать, оппонентов. И сделать это было невероятно трудно. Мир всегда был разделен не только на два полушария, но и на две полярно противоположные системы. В одной денно и нощно были озабочены, как бы поэффективнее и подешевле уничтожать людей, в другой, также денно и нощно, старались избежать войн, сделать жизнь человечества разумной и осмысленной, безопасной и счастливой. Так же как системы, так и люди живут в разных измерениях. Кто-то рад, когда смеются дети, ну а кто-то счастлив, когда у соседа корова околеет. А если животина по-прежнему дает молока поболе, чем у него, то можно ей в корм и сыпануть чего-нибудь этакого…

***

В начале двадцатого столетия человечество было напугано нашествием микробов и смотрело на них как на угрозу жизни. Гениальный русский ученый Илья Мечников, изучая проблему, смело заявил, что микробы бывают не только злыми, но и добрыми. Начавшаяся Первая мировая война помешала ученому продолжить свои дерзновенные исследования. А жаль! Если бы Мечников сумел до конца довести эксперименты с добрыми микробами, как знать, может, по-другому бы сложилась жизнь на Земле и двуногие животные, населяющие нашу планету, относились друг к другу совсем иначе.

Порядочному человеку проникнуться психологией негодяя и подлеца порой бывает не просто трудно — невозможно. Но именно этим занимался Сергей Михеев с первых дней ареста дочери. Он уже столько лет жил под незримым прессом, что давно привык ко всякого рода неожиданностям. И хотя с таким грузом жить невероятно трудно, постоянно был в состоянии «боевой готовности». Газеты, после женевского процесса, не зря писали, что лучшим защитником на суде был сам Сергей Михеев. Да, ему пришлось изучать право, наблюдать и анализировать работу адвокатов. Он выработал собственную стратегию и собственную тактику защиты, отстаивая свое честное имя и право на свободу.

Понимая, что, в очередной раз, некто из власть имущих снова сводит с ним счеты, Сергей отмел размышления о том, почему, по какой причине, в связи с чем все происходит. Сейчас по большому счету это уже не имело значения. Следовало вновь выработать четкую линию поведения. Причем такую, которая не повредила бы в первую очередь его дочери.

***

Дом Сергея Михеева всегда славился гостеприимством. О хлебосольстве и радушии хозяина по Москве ходили легенды. К нему охотно приходили самые именитые люди страны. За обильным столом сиживали политики и ученые, видные военачальники и популярные артисты, выдающиеся спортсмены и известные бизнесмены. Всем им тепло и уютно, весело и сытно было в этом доме, где потчевали с неизменно широким, еще Гиляровским воспетым, а теперь почти забытым исконно московским гостеприимством и радушием, где не скупились на яства, а вино и разговоры — лились рекой. Кое-кто из именитых гостей, часто посещавших этот дом, когда пришла беда, спрашивали у Сергея, не могут ли они чем-то помочь, и были весьма удивлены и озадачены, когда Михеев скупо и односложно отвечал: «Спасибо, адвокаты работают. Пока большего не требуется».

Нашлись, как же без «злых микробов», когда дует ветер, и такие, кто настойчиво добивался приватной встречи и шепотком предлагал: «У меня есть верный человек, в прокуратуру дверь ногой открывает. Уже завтра ваша дочь будет дома. Но, сами понимаете, необходимы кое-какие расходы». Эти разговоры он обрывал сразу:

— Моя дочь ни в чем не виновата, и поэтому она действительно скоро будет дома. По закону.

Если об истинных целях своих врагов приходилось только догадываться, то в одном Сергей был уверен наверняка. Те, кто затеял это неправое дело, ждут от него нервного срыва, психологической неустойчивости и, как следствие, — самых неадекватных поступков, которые и приведут их к достижению своей коварной цели. Но такого удовольствия он им не доставит. И в разговорах с кем бы то ни было выработал Сергей формулировку, которую теперь озвучивал всем, когда была в этом необходимость: «Я всегда действовал и сейчас действую исключительно в правовом поле».

***

Труднее всего было ему в эти дни дома. И дело не в том, что домашние его не понимали, вовсе нет. Но жена, внуки, младшая дочь — все смотрели на главу семейства, ожидая от него чуда.

В один из первых дней нагрянувшей на семью беды, жена не выдержала и, когда Сергей вечером пришел домой, встретив у самых ворот, с плачем стала его умолять:

— Давай отдадим им все, нам же с тобой ничего не надо. Пусть заберут все, что у нас есть, только Сашу пускай отпустят, — несвязно просила она.

— Люся, ну что ты говоришь? — стал успокаивать он жену. — Кому отдать, что отдать? Ты же знаешь, как и мы все, Шурочка ни в чем не виновата, ее отпустят.