Закон о тюрьмах

— Я не идти с вами, — волнение в девушке выдавал только усилившийся акцент, — это очень гадко, убивать les enfants, это совсем фашизм…

Вик так чиркнул спичкой о коробок, что выбил сноп искр.

— Черт. Черт. Черт! — бормотал он, закуривая.

Кати отказывалась верить, что путешествие в Мясорубку не означает смерть.

— Хороша помощница. — Буркнул Вик. — Может, ты еще и в Бога не веришь?

— Я верю в Иисуса, — спокойно ответила Кати.

— Хреново веришь, выходит.

— Иисус говорит, надо любить всех. Я люблю всех, и les enfants больше всех.

Пока они спорили, Бамбула собрал тела содомцев; ощущение чудовищного пляжа, раскинувшегося вокруг, исчезло и вернулось ощущение пустыни. Закончив, демон подошел к костру и указал сверкающим стальным пальцем на детей.

— Ты иди! Иди отсюда! — забеспокоилась Кати.

— Иди, Бамбула, — хмуро сказал Вик, — мы тебя потом позовем.

Демон покачал головой, погрозил Вику пальцем и снова указал на детей.

— Хорти, я боюсь! — захныкал самый маленький из мальчишек, Люк.

Дети отползали за спину Кати. Хорти, старшая девочка — очень серьезная, с узким некрасивым лицом и седыми, как снег волосами — кулаком погрозила демону в ответ.

— Иди, не пугай малышей! — негритянка встала, загораживая собою детей. Демон вдруг замер, его круглые глаза-тарелки неприятно сверкнули. Он же сейчас нападет! — понял Гай.

— Бамбула, успокойся. — Гай шагнул к демону, смело похлопал его по плечу. Металл под рукой оказался на удивление холодным, словно демон выбрался из морозильника.

— Кати теперь с нами, понимаешь? — продолжал Гай, — ты не вздумай ее ударить, или еще как-нибудь обидеть. Хорошо?

Демон не двигаясь смотрел на Кати.

— Иди, Бамбула, — повторил Вик. — Потом все получишь. Иди.

Глаза-тарелки недоверчиво мерцали в оранжевых отсветах костра.

— Вспомни, я тебя не обманывал, — добавил Вик.

Это подействовало. Демон кивнул и неохотно забрался в Мясорубку, посекундно оглядываясь.

— Quel monstre… — сказала Кати дрожащим голосом, — alors… дети должны покушать. Мы искать еду, — сказала Кати и вместе с Хорти удалилась во тьму. Вик побрел следом за ними, яростно дымя сигаретой.

Хорошо, что эта негритянка такая некрасивая, уныло подумал Гай. Не хватало еще влюбиться в нее. Что же тогда, в самом деле отрезать член? Он достал фляжку и сделал хороший глоток. Вино обожгло пустой желудок, мгновенно впиталось в кровь, мягко ударило в мозг. Прав Вик, ох как прав: если помыслы твои грязны — грех будет ходить за тобой по пятам, выжидая момент; а чтобы поступать по совести и думать о небесах, как о неизбежном, сначала нужно стать чище слезы ангела. Но даже Вик не может всего предусмотреть. Мог ли он предположить, что в их отряд войдет эта девчонка? Он злится, это видно. Но противиться нельзя! Нельзя! Гай отхлебнул еще вина, вытащил из рюкзака лепешку и принялся мрачно жевать.

Дети, облизываясь, смотрели на него.

— Хотите? — спросил Гай, и понял — глупый вопрос. — Ну, идите сюда, малышня.

Ребята вмиг окружили его, громко галдя и протягивая худые голые ручонки. Гай по-честному разделил остатки лепешки на шесть кусков. Один из мальчишек — лохматый и черноволосый, чумазый, как чертенок — не подошел к Гаю, он сидел чуть в отдалении и, выпятив нижнюю губу, остановившимся взглядом смотрел на огонь.

— Ваш друг не хочет есть? — спросил Гай.

— Это Фриц. Он потом пожрет дерьма, своей любимой еды, — не переставая жевать, хихикнул самый старший из мальчиков по имени Гути.

Гай отвесил Гути затрещину.

— Разве мать не учила тебя, что нельзя обижать маленьких?

— Кого я обидел? — искренне удивился Гути.

Гай вздохнул.

— Эй, Фриц, или как тебя там. Иди ко мне, не бойся. Иди скорей.

Фриц покосился на Гая, но с места не сдвинулся.

— Иди сюда, жопа! — приказал Гути.

Фриц поднялся и, подволакивая ногу, побрел к костру.

— Держи. — Гай вложил ему в пальцы лепешку. — Ешь. Ну ешь же.

Фриц наконец поверил, что его не разыгрывают и принялся есть. В один присест он проглотил свой кусок и голодными глазищами уставился на Гая.

— Что у тебя с ногой? — спросил Гай.

Мальчик хлопал глазами, словно не слышал вопроса.

— Это Швайни его, — с каким-то благоговейным ужасом сказала девочка по имени Герта. У Герты были коротко стриженые волосы, выкрашенные зачем-то в ярко-голубой цвет и узенькая мордочка лисенка. Фриц, услышав имя Швайни, вжал голову в плечи.

Гай хотел спросить, что за гад этот Швайни, но внезапно понял, что ему совсем не хочется знать, кто это такой и что он сделал с Фрицем. От одной мысли об этом к горлу подкатывал комок тошноты. Гай указал на голубые волосы Герты:

— Что у тебя с головой?

— Это? — засмеялась Герта, кокетливо поправляя прическу, — меня муж покрасил. Не нравится?

— Твой… муж?

— Ага. Он добрый был, хороший… Почти не бил меня… Только старенький был и немножко странный.

Добрый, хороший, со злостью подумал Гай. Откуда они все повылезали после конца света, из каких дыр? Скоты. Как может в нормальном человеке из просвещенного общества скопиться столько извращенной жестокости, похоти? И почему все это проявилось именно сейчас, когда Бог, казалось бы, столь явно явил людям свое могущество?