Я, не готовый к такому повороту событий, больно треснулся спиной о землю, аж на секунду забыв как дышать. Но в следующее мгновение уже стоял на ногах – вернее, бежал, с силой сжимая и разжимая веки, к своему оброненному автомату и очень надеялся, что яркий синий свет на моей сетчатке остался не навечно, спалив ее к чертям крысособачьим…
Автомат я видел паршиво, как и весь окружающий мир, словно яркий синий светофильтр перед лицом повесили. Но – видел, и это главное. А еще я пытался сообразить, откуда эта вспышка взялась. И обстановку оценивал по мере возможности, благо светофильтр этот с каждым моим очередным насилием над веками становился все прозрачнее…
Первое, что я рассмотрел, – это серьезную такую пещеру, образовавшуюся в той куче пыли, оставшейся от крепости «мусорщиков». На треть примерно разметал эту кучу взрыв…
И тут до меня дошло!
Магазинами для «смерть-ламп» служили контейнеры с ярко-синей энергией, которые сталкеры прозвали «пустышками». Их нередко находили в Зоне, разумеется, пустыми – кто ж в здравом уме бросит снаряженный магазин для своего оружия? И, похоже, когда я стрелял веером, не целясь, одна из моих пуль попала в тот самый контейнер, который и взорвался. А остальные, что были в запасе у «мусорщиков», сдетонировали, разметав на атомы и часть пыльной кучи, и оба отряда пришельцев из иной вселенной.
Томпсона тоже отбросило в сторону беззвучным взрывом, даже шерсть на морде и лапах подпалило слегка… в смысле, я хотел подумать про лицо и руки, но мысли как-то не поворачивались в ту сторону при виде того, во что превратился Томпсон.
Это уже был не волкообразный человек, а человекообразный волк, в котором от прежнего Джека осталось процентов десять. В основном – глаза. Вернее, взгляд. Пока еще осмысленный, не звериный… хотя, конечно, я мог и ошибаться, выдавая желаемое за действительное.
Когда Томпсон поднялся на ноги, я как раз автомат подобрал. И невольно шевельнул стволом в сторону Джека… Ну ничего не смог поделать, рефлекс у меня такой при виде мутанта, пусть даже совсем недавно бывшего человеком.
– Стре…ляй… – с хриплым подвывом выдавил из себя Томпсон, голосовые связки которого уже еле-еле справлялись с человеческой речью. – Спа…си… ме…ня… Стре…ляй… Ты… был прав… Зона страшно… наказала…
– Тебя за то, что ты меня не убил, – задумчиво продолжил я за Джека.
Похоже, и правда настал тот момент, когда единственным спасением для Томпсона станет пуля между глаз. Я, закусив до боли губу, поднял автомат…
«Подожди, – прозвучало у меня в голове. – Я еще смогу подержать его… немного».
Я резко обернулся.
От останков вертолета к нам, припадая на одну ногу и держась лапой за голову, плелся Фыф.
«Ты ранен?» – мысленно послал я вопрос.
«Спирту бы, – раздался вздох в моей голове. – С пол-литра. Я б тут же в себя пришел. Но нельзя. Я Насте зарок дал. Хотя ее больше нет…»
– Пол-литра тоже нет, – сказал я, невольно морщась: от мысленного общения с шамом у меня всегда начинала болеть голова, а слушать его тоску по алкоголизму я мог и ушами. – Идти можешь?
– Не могу, но надо, – ворчливо произнес Фыф. – Саркофаг оцеплен «мусорщиками». Это что-то типа осады, как я понимаю. Они почему-то не могут войти внутрь. Сейчас ты грохнул нескольких из них, и у нас появилось окно, пока оставшиеся не очухались. Пара минут, не более. И если поблизости нет входа в Саркофаг…
– Есть, – сказал я. – И если надо поторопиться, то давай поторопимся.
Как я и предполагал, Фыф чувствовал себя лучше, чем хотел показать. Прибеднялся, в общем. Хотя, может, и правда хреново ему было, но мотивация подталкивала. Вот он, Саркофаг, внутри которого находится самая знаменитая аномалия Зоны, исполняющая желания. Правда, зачастую исполняющая так, что лучше б не исполняла… Но люди все равно идут сюда в надежде, что их мечта сбудется, что именно им обломится то самое пресловутое счастье, даром, только приди, попроси – и хавай его, сколько в ненасытную утробу влезет…
Много их там лежит возле Монумента, искателей дармового счастья. И, если честно признаться, знал я, зачем веду туда Фыфа и Томпсона. За надеждой на то, что именно в их случае аномалия все сделает правильно. Их надеждой. Которая не сбудется. Потому что Монумент дарит не исполнение желаний, а лишь свободу.
От всего.
В том числе и от надежд.
Вечную.
Имя которой – Смерть…
Не знаю, читал ли сейчас Фыф мои мысли, но так или иначе он, прихрамывая, бежал за мной, плотно сжав тонкие побелевшие губы. Неожиданно я понял – а ведь он из последних сил держится. Ошибся я. Не прибеднялся шам. Просто бодрился, делясь жалкими остатками сил с Томпсоном, который уже почти превратился в зверя…
А ведь нам еще надо было дойти до цели. Пройти путь, который дается далеко не всем.
Я хорошо помнил те свернутые ворота Саркофага и люк за ними, ведущий в переплетение коридоров под Четвертым энергоблоком.
Коридоров, которые никогда не бывают одинаковыми.