Закон фронтира

Гош уселся за стол, разлил остатки молока по стаканам и пригорюнился. Он все думал, что за новости его ждут, и с каждой минутой ему становилось больнее. «Увижу Цыгана — извинюсь, — подумал он. — Обязательно. И перед Костей тоже. Белый, конечно, психопат и дурак, но кое в чем он прав. Нехорошо людей вот так — обухом по голове. Хотя… Сан Сеич даже если и докопается до правды, все равно сто лет будет думать, сказать или не сказать. Чересчур осторожен. А пока он будет думать — мало ли, что с ребятами может случиться. Что же, так и помирать Иванами, не помнящими родства? Нет, лучше уж по-плохому, в лоб».

Он закурил и принялся ждать.

* * *

— Хорошо живете, — сказала девчонка, усаживаясь напротив и кладя поперек стола ружье. — Богато живете.

— Ты же сама говорила — здесь работать надо. Вот, работаем.

— Неужели и ты…?

— И я… — Гош судорожно втянул в себя воздух и подвинул гостье стакан.

— Меня Женя зовут, — объяснила девчонка в перерывах между глотками. — Уф-ф… Здорово, — она сбросила кожанку и осталась в тонкой грязной белой майке, сквозь которую отчетливо проступали соски маленьких круглых грудей.

— Очень приятно. Сигарету?

— А у тебя что?

— «Лаки Страйк».

— Нет, спасибо, — Женя выудила из кармана пачку солдатского «Кэмела». Зажигалка у нее тоже оказалась под стать имиджу — «Зиппо».

— А ты, значит… — она глубоко затянулась и посмотрела Гошу в глаза. С отчетливым состраданием.

— Ну, имя мне сообщили, — понял ее Гош. — Я даже к нему привык уже. А вот остальное… Видишь ли, у меня по нынешним временам колоссальный объем памяти. Но это как библиотека. Ничего личного, понимаешь? Даже не представляю, чем в прошлой жизни занимался. Всю зиму читал газеты за последнее десятилетие, надеялся, там что-то найдется такое, наводящее на след. В итоге окончательно запутался. никак себя не могу применить к этой… Новой России.

— Странно, — пробормотала Женя. — А мама-папа? Дошкольный возраст?

— Обрыв где-то на уровне лет тринадцати. Хотя я владею кучей разрозненной информации, которую явно приобрел уже во взрослые годы. Сама посуди, зачем мальчишке поздний Гессе? Или, скажем, основы нейролингвистического программирования. О котором я в восьмидесятые годы в принципе ничего прочесть не мог. И это так, самые яркие примеры. Короче говоря, в башке у меня жуткий компот. И я им время от времени поливаю вот этих несчастных…

— У меня все то же самое, — вздохнула Женя. — Один в один. Только я и на самом деле ветеринар. Даже если потом не стала, так долго готовилась. С раннего детства то кружок юных биологов зоопарка…

— КЮБЗ? — перебил Гош. — То-то я смотрю, у тебя произношение московское…

— Проклятье! — воскликнула Женя. — Слушай, ты память свою профессиональную немного попридержи, а? Это же просто обидно!

— Профессиональную? — осторожно переспросил Гош.

— Странно, что ты ничего про себя не нашел в газетах, — сказала Женя извиняющимся тоном. — Вполне могло быть. То есть, я-то не видела, но почему и нет?

— И…?

— А кто тебе сказал твое имя?

— Старый хрен.

— А-а… — тут Женя неожиданно напряглась и привстала.

— Не обращай внимания. Это Костя стадо гонит, — объяснил Гош. — Коровки там, овечки. Доить умеешь?

— А то. Слушай, но если старый хрен знает твое имя, он мог бы…

— Он не захотел. Понимаешь, Женечка, наш Сан Сеич в прошлой жизни был психиатром. И он уверяет, что я должен вспоминать сам. Кстати, очень полезный человек по нынешним временам — Сан Сеич. Когда я попал ему в руки… Впрочем, расспроси лучше ребят, не буду хвалиться. Здесь было то еще побоище.

— И что? — спросила Женя недоверчиво.

— Ты можешь представить, что на мне висит три десятка трупов?

— Запросто, — кивнула Женя. — Ты в зеркало посмотрись… Ален Делон. У тебя и прозвище было соответствующее. Никто по фамилии не звал.

Гош поджал губы, встал из-за стола и, почти не хромая, прошелся из стороны в сторону.

— Ален Делон не пьет одеколон, — пробормотал он себе под нос. — Вот чертовщина… Был же такой вестерн, в главных ролях Делон и Бронсон. Весьма придурковатый вестерн, там еще японец какой-то у них бегал, чуть ли не сам Тосиро Мифуне. И Делон играл бандита по имени Гош… Ну, дела!

— И что этот Сан Сеич с тобой сотворил? — поинтересовалась Женя, бросая окурок в стакан.

— Помог отождествить себя с именем. Снизил агрессию. Поднял критику. Захочешь — сама попробуешь. Мне понравилось.

— Не захочу, — отрезала Женя.

— Твой выбор. Прости, я не хочу тебя обидеть, но будь ты чуточку поспокойнее, сегодняшний брифинг прошел бы в гораздо более непринужденной обстановке.

— И слова «брифинг» ты не мог нигде вычитать при большевиках, — заметила Женя. — Знаешь, будь я чуть поспокойнее, я бы до вас не доехала. Меня бы в каждой подворотне насиловали и убивали. А так — цела и невинна… хе-хе.

Гош покосился на Женю и нервно сморгнул. Может, она и не была ослепительно хороша собой, особенно в нынешней чрезмерно злобной ипостаси… Но почему-то Гошу очень не хотелось, чтобы ее насиловали. Она нуждалась в тепле, участии, ласке. А вовсе не в борьбе за жизнь и скачках с ружьем наперевес.

— А что за пушка у тебя? — спросил Гош, вспомнив про ружье.