Когда он боролся с громилой, Алекс видел, как Джакс искала нож на своей талии. Но ножа там небыло. Она колебалась от этого и затем начала присядать и даже попыталась кинуться на Генри. Она сильно промахнулась.
Алекса поглотил гнев. Сцепляясь с здоровым санитаром, он рычал в ярости, обхватил его за ногу сзади, чтобы повалить его. От этого Генри полетел вверх ногами вместе с Алексом и упал на него. Они сильно ударились, Генри упал спиной. Алекс немешкая ударом локтя снес Генри нос.
Генри вскрикнул от боли. Краем глаза Алекс увидел другого санитара врывающегося в комнату.
Алекс попытался направить свой кулак на второго мужчину когда тот прыгнул на него и обхватид рукой его шею, а его собственные руки покалывало и они плохо слушались его. Они больше неповиновались ему. Он пытался сильней. Когда Генри ударил его, Алекс рефлекторго ударил Генри в пах. Генри сьёжился от боли. Алекс изо всех сил пытался встать, но второй санитар надежно захватил его за шею.
Краешком глаз Алекс видел Джакс пытающуюся подползсти к нему, чтобы помочь. Элис поставила белый сапог на шею Джакс прижимая её к полу. Джакс двигалась как будто была испачкана грязью. Она выкрикнула его имя, но у нее получился нечленораздельный ропот.
Мир стал размытым. Все выглядело маленьким, как будто это было в отдаленном конце темного туннеля. Алекс вопил, имя Джакс, но только шепот вырывался из его груди.
Его пальцы нашли ее, а затем они держались друг за друга изо всех сил пока комната не померкла.
Алекс почувствовал, что его охватила толстыми, пронизывающей чернотой. все происходило слишком быстро
Его последняя мысль перед погружением в темноту, была мысль о Джакс и о ужасе в её глазах.
Глава 30.
АЛЕКС НЕ ПОМНИЛ, КАК ОН ОТКРЫЛ ГЛАЗА. Не помнил своего пробуждения. Он просто понемногу осознал, что бодрствует. С грехом пополам [м.б. и другая идиома: до известной степени; в некотором роде. Смысл такой, что пробудился он не до конца - прим. пер.].
Всё вокруг выглядело приглушённым и размытым, нереальным, далёким, смутным. Ему слышались какие-то обрывки звуков, но какие именно он не мог понять. Это казалось совсем неважным.
Он осознавал мир вокруг себя, но тот казался чем-то далёким, чем-то отдельным от него. Он был один… где-то вовне.
Во всем теле ощущались какие-то покалывания, вязкие, вызывающие онемение, оторванность от реальности.
Поскольку всё вокруг казалось нереальным, ему представилось, что на самом деле он должно быть спит и лишь видит сон, что бодрствует. Он не мог решить где правда, и не знал как разрешить эту загадку.
Алекс пытался и не мог, просто не мог, сформулировать законченную, связанную мысль.
Фрагменты идей, кусочки чего-то, выглядевшего, как нечто вроде бы важное, парили за пределами его мысленной досягаемости. Он не мог остановить их, не мог заставить эти фрагменты сойтись в законченную мысль. Он знал, что должен быть способен, знал, что хочет это сделать, но это желание не осуществится. Он не мог приложить достаточно силы воли, чтобы заставить себя думать.
Было такое чувство, что мозг отключился. Он боролся, пытаясь сформировать в уме законченное предложение, но не мог свести что-либо друг с другом. Он начинал какую-либо мысль, но она сходила на нет, поскольку его мозг просто не мог справиться с такой задачей. Он не мог убедить его продолжить ход мысли, работать, думать. Сверх усилия не помогали.
Где-то на периферии сознания эта его неспособность формировать законченные мысли, мыслить чётко, вызывало рост смутной, отдалённой клаустрофобии. Эти чувства, даже когда они начинали всплывать на поверхность его сознания, никогда полностью не достигали её и тонули в тёмной глубине безразличия, оставляя лишь размытую пустоту.
Паника у него внутри не могла проявиться в качестве чего-либо достаточно веского, чтобы обеспокоить его.
Алекс хотел разозлиться, но не было ничего, что могло бы сформировать злость.
Каждый раз, когда он судорожно пытался вызвать в себе хоть какую-то эмоцию, он лишь проваливался обратно в состояние полного безразличия.
Он перестал зацикливать своё слабое восприятие на этих тщетных усилиях и вдруг осознал, что сидит в кресле. Он попытался встать, но тело не слушалось. С большим трудом он посмотрел вниз и увидел свою руку, покоящуюся на подлокотнике. Он попытался поднять её, но она поднялась только на несколько дюймов. Он не мог заставить себя достаточно сильно захотеть сделать такую простую вещь.
Он скосил глаза, пытаясь различить нечёткую белую фигуру поблизости, пытаясь понять что это такое.
"Ты очнулся, Алекс?"
Он подумал, что это был женский голос.
Ответ был слишком незначителен, чтобы даже попробовать.
"Я мигом застелю тебе постель. Потом я тебя оставлю, и ты сможешь отдохнуть."
Это она и сделала: приготовила постель натянув простыни. Происходящее вокруг него было глубоко загадочным, но исполнение было неудовлетворительным.
Он не мог сказать, знал ли он женщину в белом. Он не мог достаточно сфокусироваться на ее лице, чтобы сказать. Его взгляд падал в пол. Серый узор на линолеуме отдавался в его разуме.