– Если так, почему ты мне раньше ничего не говорила, а?
Казалось, этот вопрос застиг ее врасплох. Она опустила руки и рухнула на диван рядом с ним. Кристоф облегченно вздохнул. Она села, она пока по-прежнему здесь, с ним. Она не уходит. Смотрит на погашенный экран телевизора перед ними. И он может наконец спокойно рассматривать ее профиль.
– Потому что… – Она провела рукой по глазам, потом продолжила: – Сначала ты выглядел таким возбужденным, когда сменил работу. Ну и потом, то, как обошелся с тобой Луи в
Кристоф помертвел. Всего за одну минуту диван стал втрое длиннее и движущаяся камера отдалила его от Клер. Она говорила так, словно их семья умерла. И они оба об этом знали. Как же так? А она продолжала:
– Мы стареем. Я не хотела превращаться в желчную старуху. Мне хотелось пожить еще. Еще раз, еще немножко. – Она вытерла слезу со щеки. – Ну и несколько месяцев назад я завела роман.
Кристоф до последнего надеялся, что она скажет “я пошла к психотерапевту”, “села на диету без глютена”, “подсела на крэк” или что угодно еще. Что она будет яростно отрицать, если он ее уличит. Она не должна ему это рассказывать. Она должна хотеть спасти их семью. Но она, сидя сгорбившись на диване, на их сраном белом диване, без всякого труда признавалась в том, что ее трахает другой, и выглядела так, словно уже давным-давно ушла от него. Он сжал кулаки и прошептал:
– Замолчи, бля… Замолчи, умоляю.
Она изумленно повернулась к нему, и несколько секунд они в молчании смотрели друг на друга; потом она нахмурилась:
– Ты знал?
– Забудем. Не будем об этом говорить. Никогда не будем. Обещай мне.
Но тело Клер внезапно напряглось, он словно воочию видел каждый ее мускул и связку. Она резко встала:
– Ты ЗНАЛ? И ничего не сказал? Сраный сукин сын!! – заорала она, поднимая руку, а потом изо всех сил влепила ему три пощечины.
От внезапной боли, огнем обжегшей щеки, он остолбенел, а одновременно почувствовал, как где-то внутри, в темных недрах яичек, рождается почти неодолимое желание швырнуть ее на пол и трахнуть. Он хотел ее, как не хотел уже долгие месяцы. Ему стоило огромных усилий сдержаться.
– Ты знал и продолжал себя вести как ни в чем не бывало??? Да елки зеленые, Кристоф, если бы ты меня любил, ты бы на меня наорал, надавал бы мне по морде. Ты бы с ума спятил! Блин… Будь ты мужиком с яйцами хоть раз в жизни!
Он был оглушен. Он не хотел ее бить. Он хотел, чтобы она его обняла.
– Ой-ёй-ёй… Да, я это сказала. Сказала “мужик с яйцами”. Сказала “тресни меня”. Да, это сексизм. Но мне это нужно. Нужна твоя реакция. Последний раз ты вел себя как мужик – когда это было? Восемь лет назад? Когда ушел из
Он встал, сел на пол и прижался к ней. Он ощущал ее запах, ее волосы, ему казалось, что если он сию минуту ее не трахнет, то сдохнет на месте.
– Ты ошибаешься. Все потому, что я люблю тебя.
– Нет. Это не любовь, это трусость. Ты превратился в труса. Готового на любые компромиссы. Как на работе, где ты согласен терпеть хрен знает что от своих гондонов начальников, лишь бы сохранить пост главреда.