Заключительный аккорд

Юрии бросил взгляд в её сторону и уловил насмешливые искорки в глазах девушки. Он заметил, как дрогнули уголки её губ. Свернув в сторону, Юрий увеличил скорость и скоро выехал на большую дорогу, которая проходила по окраине села Трояны. Потом он повернул на северо-восток и дал полный газ. Машина мчалась по обледенелой дороге.

Сидевшие в машине молчали. Проехав несколько километров, Григорьев сбавил скорость и, свернув с дороги, не без труда повёл машину через засыпанный снегом кустарник, поднимая за собой облако снежной пыли.

Григорьев посмотрел в зеркальце заднего обзора и увидел, что стена леса за его спиной плотно сомкнулась. Лупа ярко освещала всё вокруг.

Юрий выключил мотор. Все молча переглянулись, но никто даже не пошевельнулся.

Вот уже несколько дней Григорьев не переставая думал о задании, которое он получил. Оно заключалось в освобождении товарищей Хельгерта и Шнелингера.

Под вечер Иван Добрушкин пришёл в бункер к Юрию и внёс несколько разумных предложений по проведению предстоящей операции. Прощаясь, он отпустил какую-то шутку, а когда дошёл до выхода, занавешенного плащ-палаткой, остановился и, обернувшись, сказал:

— Ах да, чуть не забыл… — Он достал из фуражки маленькую, тщательно сложенную бумажку. — Это тебе от Зины. — И вышел, не дожидаясь ответа.

В записке было написано: «Мне нужно поговорить с тобой. Ровно в 22.00 будь у хижины, что рядом с коммутатором. ЗБ». И больше ничего.

И вот Зина уже сидит рядом с ним. Всё получилось как-то само собой: они встретились, как всегда, на условленном месте, где встретятся и завтра, и послезавтра. И будут без устали говорить о своей любви.

Он осторожно снял с головы Зины пилотку и еле слышно произнёс:

— Я так люблю гладить твои волосы.

— Гладь, сколько тебе захочется.

До него вдруг дошла вся сложность этого вечера, который он никогда не забудет.

Зина тоже задумалась, лоб её прорезали морщины.

— Я почти ничего о тебе не знаю… Ни о твоём прошлом, ни о том, о чём ты сейчас думаешь.

Он заглянул ей в глаза:

— Я уверен, мы оба думаем об одном и том же.

— Я думаю о нашей любви, Юрий, но ведь война ещё не кончилась.

— Кому ты это говоришь…

— Разве воина требует от нас другой морали?

На лица обоих сразу же набежала тень озабоченности.

— А разве во время войны запрещается любить?

— Я не думаю, что Тарасенко одобрит наши взаимоотношения, когда узнает об этом… Возьмёт да и переведёт одного из нас в другую часть. Для него борьба против врага — превыше всего.

Лицо девушки вплотную приблизилось к лицу Юрия. Он нежно погладил своей загрубевшей ладонью её щёки.

— Тарасенко, безусловно, хорошо разбирается в военных и политических вопросах…

Зина прижалась к нему. Юрий почувствовал тепло её тела.

— Любовь сильнее всего, — шепнул он. — Наша любовь, Зина…

Юрий впервые в жизни говорил девушке такие слова. Раньше слова «я люблю тебя» казались ему неестественными, какими-то театральными. А сейчас они сами сорвались с его губ.

— Островский сказал, что жизнь даётся человеку один раз и прожить её нужно так, чтобы не было стыдно за прожитые годы… Я не цитирую, но почти точно…

Юрий обнял девушку за плечи, прижал её к себе.

— Я люблю тебя больше всего на свете, — прошептала Зина.

Они даже забыли о морозе, а он тем временем покалывал их щёки. Обоих их пугала неизвестность.

Со стороны передовой доносился приглушённый рокот артиллерийской канонады.

— Хорошо бы сейчас очутиться в Сухуми, ну хотя бы на несколько часов… — начала Зина и замолчала.

На следующее утро Юрий Григорьев спустился в бункер, где размещался коммутатор. Работало несколько раций.

— Тридцать пятый, как слышите меня? — запрашивала одна из радисток.

Юрий подошёл к Зине и остановился за её спиной. Девушка работала быстро: её движения были точными и ловкими. По щекам её разлился слабый румянец. Юрию снова захотелось погладить Зину по волосам.

Зина Бунинская родилась в Киеве в двадцать четвёртом году. Выучилась на учительницу, потом перешла на комсомольскую работу. Как только началась война, она добровольно ушла в Советскую Армию…

Зина неожиданно и быстро обернулась. Глаза её радостно блеснули.

— А я тебя ждала…

Обхватив её лицо ладонями, он поцеловал её в губы, а сам невольно подумал: «Такая красивая девушка любит меня, и я её люблю…»

В этот момент рация заработала. Вызывала разведгруппа, действующая по ту сторону фронта.

Зина склонилась над аппаратом и быстро записала то, что ей передали, а затем в свою очередь передала текст закодированной радиограммы в штаб. При этом чувствовалось, как она волнуется. Собственно говоря, такое волнение охватывало всех, кто принимал радиограммы с той стороны, от товарищей, которых на каждом шагу подстерегала смерть.

Передав радиограмму, Зина снова повернулась к Юрию:

— Придёт день, когда мы будем только вдвоём.

Юрий кивнул, а затем сказал:

— А до этого мы должны вызволить наших товарищей, то есть выполнить полученный приказ. Дело это совсем не лёгкое.