— Дезертиры застрелили одного солдата. Кроме того, соучастником этого инцидента называют ещё разжалованного обер-лейтенанта Генгенбаха.
— Генгенбаха? — Круземарк задумался. В одно мгновение в его голове промелькнули десятки фамилий офицеров, которые служили когда-то в его артиллерийском полку на Восточном фронте, но Генгенбаха он так и не вспомнил.
— Розыск объявлен?
— Да, по всем направлениям.
— О результатах донесите мне вне очереди.
Когда личный состав роты выстроился перед сараями, из канцелярии быстрыми шагами вышел обер-лейтенант Зейдельбаст. Фельдфебель подал команду «Смирно». Ротный внимательно оглядел строй солдат, которые равнодушно смотрели прямо перед собой. Он долго молчал, а затем тихо начал:
— Господа, прошло семь часов с тех пор, как Перлмозер и Цимерман дезертировали из части… — Обер-лейтенант сделал небольшую паузу и продолжал: — До сих пор ко мне никто из тех, кто знал об этом дезертирстве, не явился и не доложил об этом. Это очень странно, господа! Рядовой Бельке убит. На пост его выставлял рядовой Генгенбах. Он утверждает, что ничего не видел и не слышал. Часовые, которые стояли у склада с боеприпасами, у въезда на территорию роты и у склада с приборами, утверждают, что они тоже ничего не слышали. Даю вам время для обдумывания до двенадцати часов. Десять человек я пущу в расход, а роте наполовину уменьшу рацион. Но это только начало, господа! — И ротный снова по очереди окинул солдат взглядом, а затем бросил: — Распустите этот сброд, гауптфельдфебель!
Солдаты разбрелись между домиками и елями.
Барвальд и Павловский прошли мимо кухни и вышли на дорогу, где был убит Бельке.
— Выходит, что Цимерман удрал с Перлмозером, — заговорил первым Пауль.
— Генгенбах говорил только о Цимермане.
— Нам об этом почему-то рассказал, а сам с ними не побежал.
— Это не говорит против него.
— Теоретически это означает, что он каждую минуту может продать нас Зейдельбасту.
— Так ведь он говорил с нами без свидетелей.
— В данном случае довольно и одного подозрения, — сказал Павловский, которого было трудно поколебать и убеждениях.
— А какая ему от этого польза будет? Может, он и на самом деле хочет сблизиться с нами?
— Как бы там ни было, но ротный обошёлся с ним очень мягко. Если бы со своего поста ушёл кто другой, ротный уложил бы его на месте.
— Ты видишь сам: получается, что Генгенбах доносчик и об этом хорошо знает ротный?
Пауль пожал плечами.
— За ближайшие два часа многое выяснится. Я уверен, что уголовники свалят всю вину на Генгенбаха.
— Посмотрим, как на это будет реагировать сам Зейдельбаст.
— Только Генгенбаху уже ничем нельзя будет помочь.
— Выходит, ты ему поверил? — удивился Павловский. — У тебя нет никаких шансов, доктор. В один прекрасный день…
— Он может погибнуть сегодня же. Давай лучше поговорим с товарищами. Нужно действовать!
— Но как?
— Я и сам не знаю. Однако интуиция подсказывает мне, что над честным человеком нависла опасность.
Майор Брам явился к генералу Круземарку по его приказанию.
Генерал сначала уставился на Рыцарский крест с мечами и дубовыми листьями, который красовался у майора на шее, а затем грубо спросил:
— Что за свинство творится в вашем полку, Брам?
— Об этом, господин генерал, я сам узнал только полтора часа назад.
— Это меня нисколько не удивляет. Каждый раз, когда вы нужны, вы всегда отсутствуете или находитесь в пути.
— Как я должен понимать вас, господин генерал?
— Не будем обманывать друг друга, Брам. Я не хуже вас разбираюсь в жизни, и, к слову говоря, мне прекрасно известна ваша слабость к молоденьким девушкам. Вы меня понимаете?
Майор молчал.
— Уладьте дело таким образом, чтобы мне не пришлось нигде упоминать вашего имени в связи с этим нелепым дезертирством.
— Господин генерал…
— Как вы это сделаете — дело ваше. На всякий случай я хотел бы знать о возможном соучастии в атом деле некоего Генгенбаха. С профилактической целью упрячьте его за решётку, это никогда не помешает.
— Я всё расследую, господин генерал.
— Вам не расследовать, а действовать надо. Мне нужны результаты. Хайль Гитлер! — И генерал подтолкнул Брама к выходу.
Глава восьмая
Дальнобойная артиллерия разбила деревню до основания. Крыши многих домов провалились, стены рухнули, и лишь печные трубы одиноко торчали среди развалин. Болтались оборванные телефонные провода. Временами клочья облаков наплывали на полную луну. Всё вокруг казалось призрачным. Снег блестел, ветви деревьев едва раскачивались. В такие минуты часовые на постах внимательнее вглядывались в темноту, но на передовой было почти тихо.
Мотор машины заработал, выбросил из выхлопной трубы облачко сизого дыма. При включении первой скорости в коробке передач послышался скрежет. Юрию Григорьеву это подействовало на нервы. Он прибавил газу, отчего джип сразу же побежал резвее. Подъехав к разрушенной хижине, что находилась неподалёку от бункера, в котором помещался коммутатор, Юрий резко нажал на педаль тормоза. Зина, сидевшая на заднем сиденье, чуть не упала.