Закаспий

- Куда ехать-то? - размышлял вслух Моргунов.- Там сейчас такая заваруха, не дай бог. Ехать туда - все равно что в лапы к смерти спешить. Давай переждем пока стихнут пушки. Только не здесь, - надо выбраться из этой лощины. Чего доброго, побегут белые- наткнутся на нас...

Выехав на гору, кавалеристы сняли Лесовского с лошади и положили его в тень у отвесной скалы. Сами сели рядом. Отсюда был виден густой черный дым занявшегося в Каахка пожара, всадники возле крепости, застрявший на перегоне у разрушенного пути белогвардейский эшелон. Грохот орудий и трескотня пулеметов неумолчно прокатывались по предгорной равнине, и так продолжалось несколько часов подряд.

Лишь к вечеру наступило затишье, и разведчики с Лесовским поехали в селение. Тут, на станции и улицах, Царило столпотворение. Никогда еще маленький предгорный поселок Каахка не видел столь много народа и такого скопления поездов. Девять эшелонов, две броневые летучки, более двухсот пятидесяти вагонов было захвачено у белогвардейцев. Фактически в руках Закаспийского фронта оказался почти весь подвижной состав белых. Более пятисот пленных сидели с поникшими головами на площади у вокзала, и около них стояла с винтовками красноармейцы.

- Братцы, где санбат-то? - спрашивал, ведя лошадей в поводу, Моргунов. - Комиссара тут малость задело, в лазарет надо доставить.

- С какого полка комиссар-то?

- С полковой разведки, товарищ. Не подскажете, куда его? Не могет он ни ходить, ни губами шевелить.

- Айда за мной! - нашелся провожатый.

Лесовского ссадили с лошади в самом конце перрона, около санитарных вагонов. Два красноармейца в халатах положили раненого на носилки и внесли в вагон. Он был переполнен ранеными. Несколько лекарей оказывали им помощь, в вагоне слышались стоны.

- Тяжелораненого в соседний, - распорядился хирург, бросив взгляд на бескровное лицо Лесовского и легонько ощупав перевязку на плече. - Несите, я сейчас приду...

Хирург проводил пристальным взглядом носилки с Лесовским и подошел к сестре милосердия, бинтовавшей ногу красноармейцу.

- Лара, по-моему, принесли Лесовского... Не знаю, может быть я ошибся, но...

- Где он? Жив?

- Он тяжело ранен, если только, действительно, это он...

Лариса Евгеньевна, опередив отца в тамбуре, стремительно отворила дверь в другой вагон и остановилась перед носилками. Она с минуту молча рассматривала худое бледное лицо с заострившимся носом, заросший черной щетиной подбородок, и чувствовала, как от волнения у нее замерло сердце и стало трудно дышать. «Он, он, это он, - стучало у нее в мозгу. - Жив, слава богу, жив! Но что же я стою? Надо поскорее помочь ему!» Лариса опустилась на колени и тихонько притронулась ко лбу Лесовского. Она увидела, как задрожали его сомкнутые ресницы и поняла, что даже в беспамятстве он интуитивно чувствует ее. Она взяла его за руку, чтобы отыскать пульс, и испугалась, не нащупав сразу его биения. Но вот уловила короткие, едва ощутимые толчки, и сразу почувствовала облегчение.

Все это время Евгений Павлович стоял за спиной дочери и думал, как же дорог ей этот человек, сколько выстрадала она, потеряв его в сумятице грозного времени, и как отчаянно хочет вернуть к жизни.

- Ну-ка, голубушка, посторонись немного. - Евгений Павлович заставил дочь встать и подозвал санитаров. - Несите на стол и готовьте к операции.

- Что с ним, папа? Неужели он так плох? - Губы Ларисы скривились, и отец, обняв ее, похлопал по плечу.

- Но-но, только без паники... Ранен в плечо - и только. Сейчас удалим пулю или осколок. Ты не волнуйся, а самое главное, не мешай. Мы управимся без тебя. Займись другими ранеными.

Лариса Евгеньевна вышла на перрон и, прислонившись спиной к теплой, согретой солнцем стене здания вокзала, не отрываясь, смотрела на окна операционного вагона, где сейчас шла борьба за жизнь Лесовского.

- Сестричка, не желаете семечек? - несколько красноармейцев подошли к Ларисе Евгеньевне, но, увидев на ее лице отрешенность и озабоченность, отошли.

Она стояла на перроне до тех пор, пока ее не позвали сделать перевязку только что доставленному раненому. Войдя в вагон, она занялась промывкой раны и перевязкой, затем бегала в санотдел за валериановыми каплями. Уже стемнело, и на перроне зажглись фонари, а в эшелонах началась вечерняя проверка, когда отыскал ее отец и отдал завернутую в платочек пулю.

- Вот, возьми на память... Это твоего Лесовского такой конфеткой угостили... Спит он... - Евгений Павлович широко улыбнулся. - Утречком зайдешь к нему, а сейчас...

- Я только одним глазком в щелочку! - Лариса счастливо засмеялась и побежала к вагону.

Приоткрыв дверь купе, она увидела гордо насупленные брови, ожившее разрумянившееся лицо и услышала богатырский храп. Ларисе стало весело и даже смешно. Наверное, она не выдержала бы, разбудила его, но, увидев забинтованное плечо, не решилась этого сделать...