– Жаль, что я их не видел – забавное, похоже, зрелище. – вздохнул молчавший до того Листрейд.
– Кому как, – буркнул я недовольно.
– Вторым устройством был проектор, или так называемый «волшебный фонарь», который вы, Уотерсон, и унесли с террасы, – продолжал Шерлок Зай.
– Что вы говорите!
– Проционе несколько усовершенствовал простой прибор, установив перед объективом стекло с волнообразной поверхностью. Вращая его, он добивался иллюзии движения образины, что, вкупе с волнением тумана, давало столь сильный устрашающий эффект. Проектор устанавливался на террасе, и им управлял кот; прибор, выпускающий туман, находился в комнате дворецкого – его форсунки выходили под самые окна спальни барона.
– Так вот что вы искали, выглядывая в окно! – восхитился я прозорливостью сыщика.
– Ну, не именно их, а вообще причину появления рож. И, обнаружив под оконными рамами медные трубки с соплами, идущие из комнаты Пердье, я предположил, для чего они могут служить.
– Выходит, вы знали о проекторе?
– Догадывался. Мне приходилось читать о «волшебном фонаре», но в действии я видел его впервые.
Шерлок Зай попыхал трубкой и продолжил:
– Так вот, возвращаясь к роли кота. Бедняга, Кот без Сапог…
– При чем здесь сапоги? – нахмурил лоб Листрейд.
– Так, метафора. Нищий, разочаровавшийся в жизни зверь, не могущий устроиться на работу и идущий на все, чтобы прокормить семью.
– Понятно, – кивнул инспектор и подвинул к себе тарелку со сметаной.
– Луиджи Котелли побывал на выставке драгоценностей барона, и ему пришла в голову великолепная, как он полагал, идея, каким образом в один миг можно разом избавиться от всех житейских проблем.
– То есть он решил украсть реликвии, – подсказал Листрейд.
– Вовсе нет! Выкрасть драгоценности с выставки даже для умелого вора проблематично, не говоря уже о Котелли. Но выставка навела кота на мысль сменить профиль: зачем шарить по карманам, если совсем рядом проживает богатый барон? Дворец большой, в нем живут всего два зверя, но зато там наверняка имеется множество дорогих вещей: золотая и серебряная посуда, подсвечники, ложки, пропажи пары-тройки из которых никто и не заметит. Не это ли раздолье для воришки?
– Но вы тогда не могли знать наверняка! Почему вы решили, будто виновником проблем барона является не кот, а некто иной?
– Я пришел к такому выводу нескольку позже. Но вернемся к реликвиям. О выставке я прочел в старой газете, случайно попавшей мне в лапы. В одной из статей говорилось, что барон фон Гросер Люве любезно согласился выставить фамильные драгоценности в музее. Экспозиция была устроена два месяца назад, а сразу после ее окончания барону начали докучать, из чего явно прослеживалась связь. Поначалу я действительно думал, что именно кот решил выкрасть драгоценности из дворца. Но по здравому размышлению пришел к выводу, что Котелли не тот, кто может провернуть подобное: нелепая кража кармана, неумелая слежка, снюхался с мелким аферистом Гаунером. После такого, согласитесь, трудно предположить, будто кот в силах отыскать реликвии во дворце, выкрасть их и еще умудриться сбыть. Слишком сложно для него. Нет, за котом должен был стоять кто-то покрупнее.
– И тогда ваше подозрение пало на дворецкого, – предположил я.
– Вы правы. Но ведь именно дворецкий, как выяснилось из беседы с бароном, рекомендовал передать драгоценности на хранение в банк. А преступник не знал о том, что их уже нет во дворце.
– Но почему вы решили, будто преступника интересуют именно драгоценности? – спросил Листрейд, прикончив сметану и вылизав тарелку.
– Слишком сложная выходила комбинация для простой кражи: досаждающий барону кот, которого не интересуют дорогие вещи, и явление образин. Из чего родились две версии: либо неизвестного интересуют реликвии, либо сам дворец. Но драгоценности в данном случае были, как казалось преступнику, более доступны.
– Согласен.
– Итак, когда из подозреваемых выпал дворецкий, у меня остался на подозрении Ханс Люве, но он оказался ни на что не способным пьяницей. Выходило, барона изводил некто другой. Однако все встало на свои места, когда разговор зашел о завещании. Их было два. В первом барон завещал имущество дорогому племяннику, которого воспитал. Но когда тот проигнорировал призыв о помощи, как полагал Гросер Люве, то старик в сердцах переписал завещание.
– Да, да, письмо не дошло до Ханса Люве, хотя сильно сомневаюсь, что он, даже получив его, поспешил бы поддержать родного дядюшку, – пояснил я Листрейду.
– Хорош родственничек! – мотнул головой инспектор.
– И тогда барон завещал дворец городу для устройства в нем детского приюта. А десятая часть остального, чем он владеет, должно было отойти Пердье, – закончил я.
– Совершенно верно, – подтвердил Шерлок Зай. – И еще вспомните слова барона о том, как изменился дворецкий. У него в последнее время начали возникать провалы в памяти – он спрашивал у барона, где хранятся реликвии. Плюс необычная причуда еженедельно пользоваться услугами дорогого цирюльника.
– Вероятно, дворецкий щепетилен в отношении своей внешности, – предположил Листрейд.