— Там, Викентий, служил штабс-капитаном её муж. И погиб на Кавказской войне. Может быть, слышал: был в истории этой войны один из героических эпизодов — защита форта Лазарева. Это когда между Лабой и Верхней Кубанью, в 40-м году, вспыхнуло восстание лезгинских и черкесских племён. В форте было где-то 400 солдат и офицеров, а черкесов на них навалилось за десять тысяч. Три дня они отбивались, а потом подняли на воздух — взорвали! — и себя, и уже ворвавшихся в форт горцев. Мне об этом рассказал брат и наследник княгини Андрей Щигрин.
— Значит, её муж, ещё, видимо, молодой офицер, был среди взорвавших себя?
— Да, князь Анненков, двадцати семи лет. Ей же было тогда двадцать два. Больше замуж она не выходила и всю жизнь благотворительствовала Тенгинскому полку. Вот и наследство оставила.
— С этим ясно. Но вот куда же ушел перстень?
— Увы, никто не знает! — развёл руками Никонов. — Брату он не отходил. Хотя Щигрин помнит этот перстень, видел у сестры. Помнит, что лет за десять-двенадцать до её смерти ещё видел. После они мало встречались: то его семья за границей, то княгиня…
— Может быть, продала в тех же благотворительных целях?
— Может, и так.
Петрусенко ненадолго задумался.
— Что ж, — сказал решительно, словно отбрасывая несостоявшуюся версию. — Здесь мы, похоже, зашли в тупик, перспектив нет. Ладно, будем искать в других местах.
Он никогда не разочаровывался, если какие-то его теоретические построения не оправдывались. Какой смысл жалеть о несбывшемся! Так до истины не докопаться. Надо спокойно отбросить неудавшийся вариант и искать дальше, идти другим путём. К счастью, в этом деле, вернее — нескольких, связанных местом действия делах, — зацепки есть! Сегодня же Викентий Павлович решил навестить в больнице горничную Варю. Его необычайно заинтересовал и даже — сам не мог понять почему? — взволновал факт, узнанный Митей. Девушка боялась Аржена! Почему? Ведь они оба, почти одновременно, стали жертвами нападения. И Варя тоже должна была умереть. Есть ли тут связь? И какая может быть связь между известным врачом-французом и русской девочкой-горничной?
Однако Викентий Павлович был ещё в полицейском управлении, когда Митя вновь подал весть. Из Гранд Отеля принёс ему записку городовой — один из тех стражников, которые теперь дежурили там.
— Давно меня не видели в отеле, — пошутил Петрусенко, прочитав записку. Через полчаса он уже был там. Не стал тревожить директора, а попросил портье занять его маленькую комнату за стойкой. Сменщик Григория Антоновича охотно согласился, а через две минуты прибежал и Митя.
— Надеюсь, дядя, что позвал вас не напрасно, — сказал он. — Я тут кое-что узнал о перстне.
— Та-ак, сегодня день, посвящённый перстню, — пошутил Викентий Павлович. — С самого утра мне о нём докладывали. Интересные моменты, но, похоже, бесполезные. Может быть ты порадуешь?
— Не знаю… Вообщем, перстень этот, оказывается, принадлежал первой жене Аржена.
Петрусенко задумался.
— Что-то в этом есть…Какой-то поворот… Как ты узнал? Расскажи подробнее.
— Два часа назад наши медицинские светила стали спускаться к завтраку. Швед и молодой американец окончили раньше всех, вышли в холл, сели в нише у окна подождать остальных. А через время кликнули меня принести что-нибудь освежающее.
— Молодец, Митя, — похвалил Петрусенко. — Вовремя попался на глаза.
— Ещё бы! Крутился рядом, с фикусов и пальм пыль стирал… Значит, принёс я им бутылочку сельтерской воды, стаканчики. И пока открывал, разливал да рядом шторы одёргивал, слушал их разговор. Да они на меня внимания не обращали, говорили ведь по-английски.
— А ты добрым словом вспомнил своего гувернёра мистера Дирка?
— Точно! А разговор приблизительно такой шёл. Этот шустрый парнишка Саймон завидовал Эрикссону: мол, новоиспечённая вдова только у него ищет утешения. Тот усмехался: теперь мадам Аржен женщина свободная, никто её не осудит. «Да ну, — подкалывал его Картер. — Вас и раньше муж не пугал. Или мешал?» «Может, кому и мешал, только не мне. Сам видишь, мадам теперь от меня не отлипает, а я связывать себе руки не хочу. Любовница — это одно, а жениться… упаси Бог!» Вот так, значит, отвечал Эрикссон. А потом добавил: «Если и женюсь, то не на такой легкомысленной женщине. Она о потере перстня переживает больше, чем о потере мужа!»
— Значит, о том, что у неё перстень украден, уже все знают? — спросил Викентий Павлович. — Впрочем, что и следовало ожидать.
— Да, — Митя кивнул. — Всем уже уши прожужжала. Но о том, что перстень найден, не знает никто.
— Пусть пока и не знают. Там будет видно… Итак, рассказывай дальше.
— А дальше, как разговор повернулся на перстень, Эрикссон и сказал: «Наш покойный коллега, мсье Аржен, умел жить легко и комфортно. Перстень первой жены спокойно подарил второй». Тут, к сожалению, их разговор прервали, подошли другие врачи, все встали и отправились в клинику Гиршмана.
— Остальное я узнаю у самого Эрикссона, это не проблема. Ну что ж, Митя, спасибо. Иди, крутись дальше.