Я не думаю, что, находясь здесь, ты сможешь за это время сделать больше. А боевое слаживание первых спецподразделений для тайной боевой работы не только на своей территории, но и за границей, не терпит дня промедления. Слишком большая стартовая фора была у наших врагов. Разве не ты сам сказал: „были бы кости, а мясо нарастет“? Вот и получите вы с Зубатовым уже через несколько недель первооснову будущего костяка нашей машины тайной войны. И это едва ли не более важно, чем оперативная реакция на активизацию социал-демократов, или взятие под крыло героических ирландцев.
Кроме того, познакомиться с Рачковским и там, на месте — в Лондоне, наметить с ним шаги по выявлению возможной причастности британцев к финансированию эсэровских и эсдековских террористов, тебе тоже необходимо. Заодно посмотришь его людей, агентов. Поймешь, чего они стоят на деле. Зубатов не зря желает именно от тебя услышать мнение на этот счет.
Согласись, Василий, что наше с тобой предложение по значительному и системному увеличению финансирования зарубежной агентуры было поддержано братом с вполне определенными надеждами на ощутимый и скорый эффект.
Что же до меня, — не волнуйся, мой дорогой. В первые дни после моего возвращения в столицу твоя подстраховка была неоценима. А сейчас, возможно, даже к лучшему, что я какое-то время покручусь в сферах один. Чтобы нас не шибко „связывали“, — усмехнулся Михаил, — Когда вернешься, я как раз определюсь, кто, что и к чему здесь. И начну тебя ПРАВИЛЬНО знакомить с народом. Ты не забыл, что тебе кучу официальных визитов-представлений предстоит сделать? А еще, научиться, наконец, ездить верхом. Иначе нам с тобой лучших людей в вашу с Зубатовым контору не перетащить…»
«Итак, впереди короткий заход в Гетеборг, куда назначена часть груза герра Рогге, а утром третьего дня приходим в Лондон. В логово…»
В столице Британской империи Василию бывать не приходилось. Ни в колядинские годы, ни сейчас. Сказать, чтобы он ждал от встречи с этим городом чего-то особенного? Нет, пожалуй. Он был совершенно далек от мыслей о сокровищах культуры и истории, которые «Столица Мира» — так англичане без смущения именуют мегаполис на Темзе — на протяжении столетий создавала сама или жадно поглощала, как свою имперскую добычу.
Эта территория плотной городской застройки интересовала его сугубо утилитарно, как человека военного. Для него этот город был цитаделю врага и полем предстоящей длительной и жестокой борьбы с ним.
Другое дело — английские технические достижения. Помимо основных задач, что были определены планами предстоящей операции «Посылка», он планировал посмотреть наметанным глазом на доки и парочку мостов. А еще — неторопливо прогуляться по Сити и возле британского Морского министерства. Рекогнисцировочка на будущее, так сказать. Что еще может позволить себе «Руссотуристообликоморале», работающий под личиной молодого матроса с германского сухогруза?
Но куда больше, чем знакомство с Лондоном, волновала Балка первая встреча с Петром Ивановичем Рачковским, являющимся ИД начальника управления Заграничной агентуры ИССП. Чисто внешне он мальчишка в сравнении с этим серьезным господином. Да, и по должности их весовые категории совершенно разные. Кто такой для Начупра какой-то офицер по особым поручениям? Пусть даже и с сопроводительным письмом от Председателя в кармане, дающим ему весьма широкие оперативные полномочия.
Этот прожженый интриган, зубр политического сыска и гений провокации в одном флаконе, человек, сумевший «раскрутить» Азефа из рядового стукача-инициативника в супер-крота в стане партии Эсэров, великодушно позволил старому приятелю Зубатову уговорить себя вернуться на цареву службу. Но вводным о том, что ряд его французских друзей из «Великого Востока» — отныне объекты разработки, а вместо любимого Парижа ему надо в пожарном порядке отправляться на берега Туманного Альбиона, он не шибко возрадовался. Тем паче, что на авеню Гренель 79, в кабинете исправляющего должность начальника отдела «Западная Европа» ЕГО Управления, остается сидеть Ратаев.
Леонид Александрович достался конторе «по наследству» от Плеве при передаче от МВД к ИССП политического сыска, и терять такого кадра Председатель не захотел. Несмотря на то даже, что у Рачковского имелись к Ратаеву определенные личные счеты.
«Не прост Зубатов. Но ведь систему сдержек и противовесов задолго до Брежнева придумали. Не нахлебаться бы с этими „старыми“ кадрами…» — Василий сплюнул за борт.
Что же это такое — шестое чувство? Чувство опасности? Или, если хотите, та самая чуйка про «жареного петуха у задницы» или «незаметно подкрадывающуюся полярную лисичку», про которые толкуют тертые жизнью циники-прагматики? Ну, или, как вариант, для людей более деликатных и набожных, — «шепот Ангела-хранителя»?