Загадка тетрадигитуса

– "Таврида" передаёт, – отрапортовал Николка, – "Корнилов" таранил британца. Удар пришёлся в носовую оконечность, корабли стоят, сцепившись и без хода. С палубы крейсера частая стрельба из револьверных пушек и стрелкового оружия!

Он стоял рядом с Семёновым, сжимая в руке рацию-переговорник – от неё к уху шёл тонкий чёрный проводок гарнитуры. Мичман-радист, перестукивающийся морзянкой с "Мономахом", отправил Николку к командиру, на мостик – "будете обеспечивать связь с нашими воздухоплавателями, у вас это ловчее выходит…"

– Таранил? – брови Никонова удивлённо взлетели вверх, офицеры на мостике возбуждённо загомонили. – Молодчина Евгений Иванович – оконечности у "Инфлексибла" безбронные, а шпирон у крейсера здоровенный, французская постройка… Должно быть, знатную дыру проделал!

Семёнов вскинул к глазам бинокль, силясь разглядеть, что происходит сейчас с "Корниловым". Таранный удар по броненосцу Роял Нэви – дело небывалое. До сих пор чем-то подобным могли похвастаться разве что австрийцы, чей флагман "Фердинанд Макс" утопил ударом шпирона итальянский "Ре д’Италия", американцы, часто пускавшие в дело тараны в схватках речных броненосцев в ходе войны Севера и Юга, да чилийские и перуанские моряки, прибегавшие к этому архаичному приёму во время своей "войны за гуано". И вот только что к списку этих отчаянных сорвиголов прибавилась команда русского крейсера, во главе с капитаном первого ранга Евгением Ивановичем Алексеевым. Командир "Адмирала Корнилова" (по слухам, внебрачный сын Александра Второго) опытный моряк, не раз ходивший в "русские кругосветки", был за свою долгую службу пожалован многими иностранными орденами – турецким, греческим, французским "Почётным легионом" – не считая российских "Анны", "Владимира" и "Станислава". Лихая минная атака, отправившая на дно броненосный "Орландо", а теперь ещё и таранный удар, взломавший подводный борт "Инфлексибла" позволяли лихому моряку рассчитывать никак не меньше, чем на Святого Георгия третьей, а то и второй степени.

Задробить стрельбу! – скомандовал Никонов. – Идём к "Инфлексиблу". Отсемафорьте Дубасову на "Мономах", пусть отгонят прочь "Амфион". Константин Игнатьич, – он повернулся к ожидающему старшему офицеру, – прикажите раздать палубной команде револьверы, карабины и палаши, и высвистать прислугу к "Гочкисам". И… – он запнулся на крошечное мгновение, – прошу вас лично возглавить абордажную партию! Будем брать британца на шпагу!

XI

Из дневника гардемарина Ивана Семёнова.

"… – Майна помалу! – гаркнул боцман, распоряжающийся швартовой командой. Лебёдка затарахтела, тросы натянулись и поволокли "Тавриду к разверстой пасти ангара. Там усталый воздушный корабль зачалят, стравят водорода из газовых емкостей, вытесняя его обычным воздухом (не дело иметь на борту зажигательную бомбу, готовую полыхнуть от малейшей искры!) и заведут вглубь, освободив место для "Новороссии", которая висит сейчас в двух кабельтовых за кормой, ожидая своей очереди.

Я спустился по подставленной к гондоле стремянке. Матрос, круглолицый здоровенный малый, весь в веснушках, с белёсыми, коровьими ресницами, подал мне руку, помогая сойти на палубную твердь. Ноги не держали после двух с половиной часов неподвижного сидения в кокпите. Правда, собственно бой длился не дольше сорока минут, а остальное время оба аппарата висели в отдалении от "Горыныча", ожидая сигнала на швартовку.

Я, с трудом волоча ноги, выбрался из ангара и кое-как вскарабкался на мостик. Корабль покачивался на средиземноморской волне примерно в полукабельтове от "Инфлексибла", и всё, что творится на английской палубе, было видно без всякой оптики. Броненосец медленно садится носом в воду. Полуют охвачен огнём, густой дым стелется по лазурной глади, но пожар никто не тушит – зачем? Корабль и так обречён, команда трюмных машинистов с "Корнилова" только что отдраила кингстоны, готовя посудину её Величества к встрече со средиземноморской местной морской живностью. Палубы и надстройки завалены мёртвыми телами – канониры "Горыныча" при сближении окатили "Инфлексибл" из своих "Гочкисов", а потом резервный пулемёт прошёлся по палубе свинцовой метлой, расчищая дорогу абордажной партии.

Броненосец захватили сравнительно легко, но без потерь всё же не обошлось – погиб старший офицер "Горыныча", возглавивший абордажную партию с револьвером в одной руке и абордажным палашом – в другой. Первым прыгнул на палубу вражеского корабля и первым словил пулю в сердце. Сейчас он вместе с тремя другими погибшими лежит в корабельной церкви, прикрытый полотнищем Андреевского флага. Покойтесь с миром, воины…