Загадка Рунного Посоха

— Мы оказались втроем без лошадей в довольно пустынной местности. Вдобавок мы не сумели удержать вас, когда вы попали к нам, и насколько мы понимали, пилот был единственным, кто об этом знал…

— Вы убили пилота? — догадался Хокмун.

— Именно. Это было необходимо. Затем мы сели в его машину, намереваясь добраться до ближайшей базы.

— Что же случилось? Вы не знали, как управлять машиной?

— Вы вновь угадали, — улыбнулся Д’Аверк. — Мое знание этих машин ограниченно. Подняться в воздух мы сумели, но затем эта дрянь не пожелала слушаться штурвала. Не успели мы хоть что-то сообразить, как она понесла нас Рунный Посох знает куда. Должен признаться, я испугался за свою безопасность. Это чудище вело себя все более неустойчиво, пока наконец не начало падать. Мне удалось направить его так, что оно приземлилось на мягком речном берегу. Экардо и Питер стали устраивать истерики. Поссорились между собой, становились совершенно невыносимыми в манерах и крайне трудноуправляемыми. Однако нам удалось построить плот, и мы намеревались спуститься вниз по реке, пока не доберемся до какого-нибудь порта.

— Это тот самый порт?

— Да.

— Тогда как же вы попали в море?

— Отливы, друг мой, — ответил Д’Аверк с грациозным движением руки. — Течения. Я не представлял, что мы находимся столь близко к устью реки. Нас понесло с пугающей скоростью и увлекло далеко за пределы суши. На этом плоту, на этом проклятом плоту мы провели несколько дней с Питером и Экардо. Они обвиняли друг друга в нашем бедственном положении, хотя винить следовало скорее меня. О, не могу передать вам, герцог Дориан, насколько это было трудное испытание.

— Вы заслужили и худшее, — буркнул Оладан.

В дверь каюты постучали. Оладан поднялся и впустил обсыпанного перхотью матроса с подносом, на котором стояли три чаши с мясом.

Хокмун принял у матроса поднос и вручил Д’Аверку чашу и ложку. Тот на миг задумался, потом набил полный рот. Казалось, он ел с огромной выдержкой. Закончив есть, он поставил чашу на поднос.

— Вкусно, — заметил Д’Аверк, — вполне приемлемо для корабельной кухни.

Хокмун, которого затошнило от вида этой дряни, передал Д’Аверку свою чашу, а Оладан и свою.

— Благодарю вас, — отказался Д’Аверк. — Я ценю умеренность. Для меня вполне достаточно.

Хокмун улыбнулся, восхищаясь хладнокровием француза.

Пища для него, очевидно, показалась столь же отвратительной, как и для них, но голод его был так велик, что он тем не менее съел содержимое своей чаши и не без щегольства.

Теперь Д’Аверк потянулся, играя мышцами, так не соответствующими его напускной немощи.

— А теперь, — зевнул он, — если вы простите меня, господа, я посплю. У меня было несколько довольно трудных дней.

— Ложитесь на мою постель, — предложил Хокмун, указывая на свою койку, но не говоря о том, что там гнездятся полчища клопов. — Я посмотрю, нет ли у шкипера гамака.

— Благодарю вас, — отозвался Д’Аверк, и тон его был столь серьезен, что Хокмун от двери обернулся:

— За что?

Д’Аверк нарочито закашлялся, потом поднял глаза и произнес прежним насмешливым тоном:

— Да ясно за что, мой дорогой герцог. За спасение моей жизни, конечно.

К утру шторм стих, и, хотя море еще и волновалось, оно все же было гораздо спокойнее, чем накануне.

Хокмун встретился с Д’Аверком на палубе. Тот был одет в куртку и штаны зеленого бархата, доспехов на нем не было. Увидев Хокмуна, он поклонился.

— Хорошо ли вам спалось? — осведомился Хокмун.

— Великолепно, — ответил Д’Аверк, глаза которого были полны веселья, и Хокмун догадался, что клопы неплохо потрудились над ним.

— Сегодня к вечеру мы должны прибыть в порт, — сообщил Хокмун. — Вы будете моим пленником, заложником, если хотите.

— Заложником? Вы полагаете, Темную Империю волнует, жив я или нет? Ведь я потерял для них полезность.

— Увидим, — ответил Хокмун, коснувшись Черного Камня. — Если вы попытаетесь бежать, я убью вас. Убью столь же хладнокровно, как вы убили своих людей.

— Я обязан вам жизнью, — откашлялся в платок Д’Аверк. — Так что она ваша, берите ее, если требуется.

Хокмун нахмурился. Для него Д’Аверк был слишком хитер, чтобы он мог понять его. Он уже начал сожалеть о своем решении. Француз мог оказаться куда большей обузой, чем он рассчитывал.

— Герцог Дориан! — К ним поспешно подошел Оладан и, задыхаясь, указал вперед. — Там парус, и он направляется в нашу сторону.

— Опасность для нас невелика, — улыбнулся Хокмун. — Пиратам у нас поживиться нечем.

Но через некоторое время Хокмун заметил следы паники среди экипажа. Когда мимо проплелся капитан, спотыкаясь, Хокмун схватил его за руку:

— Капитан Мусо, в чем дело?

— Опасность, сударь, — прохрипел тот. — Страшная опасность. Разве вы не видите паруса?

Хокмун пристальней вгляделся в море и увидел, что корабль нес единственный парус. На нем был нарисован герб, но он не мог разобрать, какой именно.

— Они же наверняка не потревожат нас, — сказал он. — С какой стати им рисковать, нападая на нас, на это старое корыто, ведь вы же сами говорили, что не везете никакого груза.