Домнин между тем дозвонился скульптору.
— Феофан, — добродушно обратился он к старому товарищу, — по-моему, твои шутки дурного тона. И почему ты не берешь трубку?
— Я работаю… срочный заказ.
На самом деле домашний телефон Маслова вышел из строя, а на мобильном, как назло, закончились деньги. Он только сегодня пополнил счет и вызвал телефонного мастера. Про работу пришлось солгать, чтобы у других создавалось впечатление: его творческий кризис закончился, и начался период подъема. Глядишь, так оно и будет.
— Рад за тебя, — искренне сказал художник. — Спасибо за цветы, но с письмом ты переборщил.
— С каким письмом?
— Я тебя разоблачил, приятель… Хватит с меня гипсового сфинкса, которого ты прислал. На букет тратиться не стоило! Тем более пытаться взять меня на пушку. Я не из пугливых, тебе это отлично известно.
— Какой букет? Какое письмо? Ты, часом, не пьян, Игорь? Я не дарю мужчинам цветы, пора бы знать. И писем никому не писал уже года три. Я звоню, когда нужно.
— Послушай, хватит прикидываться, — увещевал его Домнин. — Повеселился, и довольно. Ты бы еще Фантомасом назвался! Дамы визжали бы от восторга.
— Ага.
— Ладно, старина, считай, что шутка удалась, — потерял терпение художник. — Во всяком случае, женщину, которая была у меня в мастерской и позировала для портрета, твое послание впечатлило. Вижу, слухи о Сфинксе гуляют по Москве вовсю! И ты пал их жертвой.
Маслов разразился длинной тирадой, изобилующей крепкими выражениями. Его негодование позабавило Домнина. Среди его знакомых никто не умел так изобретательно и витиевато ругаться.
— Извини, Феофан, — примирительно произнес он. — Выходит, лилии не ты прислал?
— Не я! Сколько раз повторять?
Художник положил трубку и задумался. А если загадка Сфинкса — не шутка?
— Кто может ненавидеть меня так сильно, чтобы решиться на убийство? — прошептал он. — Но в письме неизвестный просто спрашивает:
Домнин не испытывал страха ни перед чем, даже перед смертью. Такова была его психологическая особенность. Это не мешало ему быть разумно осторожным и предусмотрительным. Не бояться
Ему импонировало, что люди из века в век пытаются разгадать истинный смысл работ великого Леонардо, благоговейно взирают на творения его кисти и преклоняются перед его талантом не столько живописца, сколько мыслителя. Любое произведение искусства, претендующее на бессмертие, привлекает прежде всего заложенной в нем
Не переставая размышлять о жизни и смерти, которые в его понимании являлись одинаково призрачными, Домнин принялся за работу. Он должен был закончить «Обнаженную Маху», которой чего-то недоставало — то ли золота, то ли внутреннего огня, то ли мистического ореола…
Чем больше он смотрел на лицо и фигуру
В каждой красавице, по его глубокому убеждению, таится нечто роковое, как в чувственном трепете любви таится нечто от содроганий агонии. Эта мысль завладела Домниным, заставила его отложить кисть и краски и взяться за телефон.
— Александрина? — холодно сказал он в трубку. — Это ты прислала мне лилии? Весьма любезно с твоей стороны. Если тебя интересует, когда я умру, приди и спроси об этом сама.
— Ты совсем выжил из ума, Игорь, — взорвалась она. — В городе орудует маньяк! Он прислал цветы и письмо Мурату! Он убьет его!
— Ты и Мурата хочешь прикончить? Бедный мальчик. Не угодил сластолюбивой мамочке?
— Заткнись! — исступленно завопила она, вне себя от злости и ужаса. — Лучше посоветуй, что делать!
— Заявить в милицию, немедленно, — усмехнулся Домнин. — Они приставят к твоему сосунку охрану, если сочтут нужным. Или обратись в частную фирму.
— Откуда у меня деньги? Знаешь, сколько они заломят за свои услуги?
— Немало. Так ведь и ты не из дешевых шлюх!
Мачеха проглотила оскорбление или пропустила мимо ушей. Она не накинулась на Домнина с руганью, не бросила трубку. В ее тоне даже промелькнули просительные нотки.
— Я сейчас на мели, Игорь…
— Значит, обращайся в правоохранительные органы.
— Мурат хотел, но я его отговорила. Они не станут возиться с какими-то письмами. Будто ты вчера на свет родился. Мы живем не в Америке, к сожалению…