Она была так хороша в гневе, что Мурат ощутил стук крови в висках, с трудом сдержал порыв обнять ее и просить прощения за неуместный допрос. Ведь он дал слово не ограничивать ее свободу. В какие-то моменты ему хотелось задушить ее, в какие-то — упасть к ее ногам или подхватить на руки и покрыть поцелуями каждую пядь ее сладкого тела. Сегодня он слишком устал и для первого, и для второго, и для третьего.
— Пойду в душ и спать, — сказал он, остывая.
— Я позже лягу. Хочу почитать кое-что о Кнопфе, освежить в памяти.
Когда молодой человек закрылся в ванной и зашумела вода, Александрина включила телевизор. В новостях перестали говорить о смерти Теплинского: появились более животрепещущие темы для обсуждения, которые затмили прежние. Она с облегчением вздохнула, повесила новое платье в шкаф, облачилась в домашние брюки и футболку и отправилась проверять, запер ли Мурат входную дверь. На него приступами находила забывчивость, и тогда он мог оставить ключи в замке, бросить кран открытым, плиту включенной. Так и есть! В прихожей горит свет, меховая куртка Мурата валяется на пуфике, а это что? Корзина с лилиями? Он поставил ее на шкафчик для обуви, и забыл…
Александрине стало дурно, хотя… ничего угрожающего в корзине с цветами не было. «Наверное, Мурат купил лилии для меня и по рассеянности не вручил, — подумала она. — Это на него похоже!»
С бьющимся сердцем она заглянула в корзину — под упаковочной пленкой, между стеблями и продолговатыми зелеными листьями, приткнулся небольшой конвертик. Санди попятилась, подошла к двери в ванную и крикнула:
— Мурат, лилии ты принес для меня?
— Да! — ответил он сквозь шум льющейся воды. — Возьми их!
Она вернулась в прихожую со смутным чувством недоверия к его словам. Цветы и особенно засунутый между ними конвертик внушали ей страх. Пересилив себя, она сорвала пленку и достала из конверта сложенный вдвое листок. Резкий запах цветов ударил в лицо. Печатные строчки расплывались перед глазами, прыгали вверх и вниз… Или это дрожали ее руки?
Санди вскрикнула и тут же зажала рот рукой. Она не верила своим глазам.
Мурат в махровом халате вышел из ванной.
— Откуда у тебя эти цветы? — кинулась она к нему. — Где ты их взял?
— Купил… для тебя.
— Врешь!
— Значит, я не в состоянии заплатить даже за корзину лилий? — оскорбился он. — Ну, знаешь…
— Где ты их взял? — впилась ногтями в его руку вдова. — Признавайся! Это не шутки, Мурат. Я требую!
— Да что случилось? Какая муха тебя укусила?
— Вот, полюбуйся! — она сунула ему под нос листок. — Читай…
Тот пробежал глазами по строчкам, растерянно улыбнулся.
— Что это?
— Письмо от Сфинкса. Я нашла его в корзине. Теперь ты скажешь наконец, каким образом к тебе попали эти цветы?
Он побледнел, его красиво вырезанные ноздри дрогнули и расширились.
— Черт… Мне принесли корзину прямо в аудиторию, где я позировал. Кто-то из студентов сказал, что ее оставил для меня посыльный из цветочного магазина. Они начали подкалывать меня, намекать, мол, у «нашего Нарцисса» появился воздыхатель… ну, ты понимаешь.
— Какого Нарцисса?
— Они так прозвали меня, между собой, — залился краской Мурат. — В общем, одни пристали с вопросами, кому из голубых я приглянулся; другие подумали, что у меня день рождения, кинулись поздравлять. Я отнекивался. Глупо получилось!
— И ты не знаешь, кто прислал лилии?
— Понятия не имею, — каким-то наивным жестом прижал он руки к груди. — Клянусь! Я решил, это ошибка. Но раз уж цветы попали ко мне, забрал их домой. Ты ведь любишь лилии? Извини, соврал, что купил. Каюсь.
Санди подняла с полу конверт, на нем было напечатано: «Мурату Асланову». Значит, загадка, несущая смерть, предназначалась не ей. Облегчения это почему-то не принесло. А до мальчика, кажется, не дошло, что ему грозит.
— Господи, — прошептала она. — Какой же ты… тупица! Тебя можно использовать только в постели. — И добавила громче: — Сфинкс убивает, ты понимаешь?
Мурат похлопал длинными черными ресницами, оттеняющими его восточные глаза, беззвучно раскрыл губы.
— Ка… какой Сфинкс? Т-тот… самый? Который скрипача… и этого…
— Теплинского, — подсказала Александрина. — Невероятно! Никонов, Теплинский и… ты? Безумие. Не может быть!
У Мурата закружилась голова. Санди сумасшедшая… у нее раздвоение личности. Она свихнулась на почве секса, вообразила себя Клеопатрой и убивает своих любовников. Надо бежать от нее… бежать…
Он шарахнулся в сторону, ударился локтем об угол шкафа, взвыл от боли и ужаса и метнулся прочь, в кухню, схватился за телефон.
— Что ты собираешься делать? — ледяным тоном спросила она, вырастая за его спиной.
— З-звонить… в… милицию…
Глава 22