Загадка платины. Том 1

Давен зачарованно следил за её действиями, а когда его влажные пальцы коснулись маленькой щёлочки, наклонился и принялся целовать. Язык его вошёл в рот Сильвены, а пальцы в то же мгновение проникли в тело с другой стороны.

Сильвена изогнулась, плотнее прижимаясь к его губам и нанизываясь на пальцы сильней.

Давен медленно задвигал рукой внутри неё, оглаживая горячие стенки. Иногда Дая вздрагивала, когда короткие ногти задевали её изнутри, но лишь тянулась к Давену сильней.

Наконец, Давен переместился так, чтобы оказаться между её широко разведённых ног. Навис низко над телом невольницы и вошёл в неё одним длинным мощным толчком.

Пальцы Даи впились в его плечи, царапая и сжимая до боли.

Давен медленно задвигался в ней, постепенно ускоряя темп. Толчки его набирали силу. Губы скользили по плечам Даи. Та запрокидывала голову, подставляя шею поцелуям, которые становились всё злей.

– Почему?.. – шептал Давен. – Почему я не нашёл тебя раньше, Силь?..

– Не знаю… – выдохнула та и выгнулась дугой, сотрясаемая оргазмом. Давен задвигался ещё быстрей. Размякшее после оргазма тело Сильвены стало чувствительным, как никогда. Она слабо стонала и закусывала запястье, чтобы не закричать, пока Давен не толкнулся в неё последний раз и не излился внутрь.

– Почему… – прошептал Давен в последний раз и склонился над ней, тяжело дыша.

Сильвена не отвечала. Только прижималась лбом к его щеке.

– Больше не бросай меня, – прошептала она, когда достаточно овладела собой. – Пожалуйста, Вен. Никогда.

Дае снился сон.

Вместо тусклого солнца, едва проникавшего сквозь пожухлую листву деревьев, она видела лучи двух священных древ, чья сила удерживала в небе Острова – Древо Разума и Древо Веры. От листьев первого по кронам скользили огненные и золотые блики, и свет его делал парк королевского дворца подобным пылающему фениксу в объятьях пламени.

Ветви другого мерцали серебром, и их извилистые силуэты отражались в струях водопада, сбегавших по белым камням в неглубокое озерцо.

«И пусть никогда вера и разум не будут разделены, потому что, лишённый половины красок, наш мир обрушится в бездну и погибнет», – так любила говорить Дае мать. Но там, во сне, Дая – или Сильвена, она сама точно не знала – предчувствовала, что скоро эти слова превратятся в пророчество.

Она, выбравшая путь разума, не могла избавиться от мыслей, терзавших её сердце, – мыслей о грядущем зле. Потому так часто уединялась она в лесу, чтобы в одиночестве наблюдать за бликами золота и серебра и пытаться понять – может ли сдвинуться с места совершенный мир, в котором она привыкла жить?

Сильвене тогда не исполнилось и одиннадцати лет, и порядки дворца пока ещё не распространялись на неё. Никто не обязывал её присутствовать на торжествах, никто не допускал к ней просителей, и приказывать ей тоже не мог никто, кроме учителей. А ещё Сильвена знала, что пробегают последние месяцы её одиночества, потому что, едва взойдёт звезда, под которой она была рождена, как отец объявит отбор, и девятнадцать лучших из тех, кто с рождения готовился защищать её, станут её стражами до конца дней. А самый сильный – один – возглавит их. Он будет сопровождать принцессу всегда, даже во сне. Тогда уже больше не будет прогулок в одиночестве, да и времени станет куда меньше – она приступит к обязанностям, которые будут занимать, вместе с уроками магии, большую часть её дня.

Внизу, под кромками островов, начиналась осень. Но Глен-Дрэгон, паривший за линией облаков, не обращал внимания на то, как меняются времена года у людей. Здесь каждый сезон был наделён собственным великолепием и собственной красотой.

И Сильвена от души наслаждалась последним теплом, следом за которым приближалось великолепие зимы.

В те осенние дни она и увидела молодого воина, упражнявшегося с мечом на берегу реки. Струи водопада отражались в его сверкающем клинке, солнечные зайчики так и норовили запрыгнуть Сильвене в глаза.

Принцесса стояла и смотрела, как движется безупречный, крепкий и гибкий, словно молодое дерево, силуэт. Как на сложных пируэтах взлетают в воздух огненные пряди волос.

Волосы Сильвены мерцали серебром. Её кожа была бледной и матовой, точно жемчуг, и, глядя в зеркало на своё отражение, она отчаянно понимала, как не хватает её облику тепла. Кажется, даже ресницы принцессы были белы.

Воин, танцевавший с клинком, сам был огнём, и Сильвену неудержимо тянуло к нему. Хотелось прикоснуться рукой, приблизиться, заговорить.

Однако Сильвена знала, что ей, принцессе, запрещено говорить с обитателями дворца, не приближенными к королевской семье. Она лишь стояла и смотрела, как снова и снова взлетает вверх обнажённая мускулистая рука. Как следом за ней проносится и замирает клинок – а вместе с ним замирает и сердце юной принцессы, которая никогда не видела такой красоты.

Много позже, когда сбылось пророчество Звезды и два десятка посвящённых собрались в Сумрачном зале, чтобы взглянуть в глаза той, кому будут служить – и принести присягу на крови, – только тогда Сильвена узнала имя воина, яркого, как огонь.

Во сне она уже знала его: «Вен».