Загадка Бомарше

— Да, признаю, для обычного человека это был бы чересчур, — парировал Гюден. — Но вы Бомарше. Всем известно ваше необычное жизнелюбие, неиссякаемое остроумие. Эти качества помогут вам справиться со всеми несчастиями.

— А нужно ли с ними справляться, дорогой Поль Филипп. Да, меня и тут не покидает остроумие. И свидетельство тому вот этот мемуар. Но я задаю себе невольно вопрос: что движет мною в этой ситуации? Что способно укрепить мой дух?

— Ваш талант. Ваш большой талант, — отвечал Гюден.

— Талант. Но мои пьесы в лучшем случае принимают прохладно, а в худшем освистывают. Так в чем же вы видите мой талант? Когда смотришь на мир из этого окна, поверьте, все кажется по-другому.

— Я не верю, что вы сложили оружие. С Бомарше такого не может случиться.

— О, нет, я не сложил оружие. Но некоторые мысли, что посещают меня тут, невольно вызывают смущение. По чьей милости я оказался в этой камере?

— Ваши враги…, — Гюден не успел закончить, как Бомарше прервал его.

— О не продолжайте. Про своих врагов я знаю много. Знаю ли я столько про самого себя? Никогда еще в моей жизни не было такого мрачного периода, казалось, что навалились все беды, какие только можно себе вообразить. Но почему они набросились на меня столь дружно и яростно?

— Вы задаете странные вопросы, — только и мог ответить Гюден.

— Странная, непривычная ситуация порождает странные непривычные вопросы. Не будь ее, я бы жил легко и весело в соответствие с той натурой, какой одарила меня природа. А сейчас, когда я озираюсь вокруг себя, то не могу уклониться от вопроса: почему я сюда угодил? Все ли я делал так, как должен был делать?

— Но мы все периодически ошибаемся. Вряд ли вам есть в чем-то особенно себя корить… — Гюден в очередной раз оказался прерванным Бомарше, так и не успев довести свою мысль до конца.

— Я говорю не об ошибках, — нетерпеливо взмахнул рукой Бомарше. — Тут совсем другое. Такое чувство, что я все время шел не туда.

— Но я не понимаю, куда же вы шли? Вы столько всего добились, к вам благоволят такие важные персоны, — удивился Гюден такому заключению своего друга.

— И не менее важные персоны меня ненавидят. Знаете, дорогой друг, у меня в этих мрачных казематах вдруг стала рождаться пьеса. Эта пьеса о простом, незнатном человеке, чье предназначение бросать вызов судьбе, окружающим его людям. Он борется со знатной особой за свою любовь, за свое достоинство. Ему приходится в этой борьбе проявлять и смекалку, и находчивость и смелость.

— Но это же вы, Пьер! — воскликнул Гюден. — Вы хотите написать пьесу о самом себе.

Бомарше немного озадаченно посмотрел на Гюдена. Как ни странно, но эта мысль почему-то ни разу не посетила его.

— Может быть, да, а может быть, и нет, — продолжал Бомарше. — Понимаете, мой друг, при всех его победах в нем накапливается не радость, а горе, печаль. И чем больше побед, чем шире растекается внутри него озеро печали.

— Но в чем же природа этих чувств? — озадаченно спросил Гюден.

— Я и сам точно не знаю, — пожал плечами Бомарше. — Может быть, в нем нарастает ощущение того, что он растрачивает данный ему природой талант совсем ни на те деяния, для которых он предназначен. Знаете, когда сидишь один среди этих голых угрюмых стен, возникает совершенно неожиданное понимание чего-то того, что там, где кипит и бурлит жизнь, это заслонено множеством самых разных причин. А тут ты пребываешь в полном одиночестве, если не считать Господа. Но он не в счет, так как его присутствие незримо.

— И какие же удивительные мысли приходят к вам, мой друг? — Гюден с интересом ждал ответа.

— Иногда я думаю, а не все ли напрасно, столько усилий, столько затрат умственной и телесной энергии, а ради чего? То, что я оказался здесь, разве это не предупреждение, не указание свыше, что настало время идти другим путем.

— Но каким? — недоумевал Гюден. — Ваш путь блистателен, ему может позавидовать человек самого высокого происхождения. Вы сполна одарены тем блеском, который не способен придать никакое, пусть даже само высокое происхождение, ни один титул. Достаточно побыть в вашем обществе совсем недолго, чтобы навсегда попасть под обаяние вашего ума. Разве этого мало для одной человеческой жизни? Сколько людей не могут похвастаться и сотой доли ваших талантов.

— Вот именно это мне и не дает покоя, — задумчиво произнес Бомарше. — Не знаю, поймете ли вы мой друг меня, иногда мне кажется, что я сам себя не вполне понимаю. Но если человек по-настоящему талантлив, должен ли он его растратить по пустякам или, сосредоточив его во всей своей силе, выполнить предназначенную ему высокую миссию? А я слишком жаден до жизни, меня все влечет с одинаковой силой: деньги, женщины, искусство, почести. Я пытаюсь все охватить. Но по силам ли мне это? Это ли я действительно должен делать? И беды, которые навались на меня, не являются ли наказанием за мое транжирство?