— Ты говоришь глупости, ты лучшая жена на свете, ты подарила мне второго ребенка. О каких еще супружеских обязанностях следует говорить. — Бомарше вытер ее слезы рукой.
— Но он, к сожалению, умер. Так захотел Господь. — Женевьева изо всех сил старалась не разрыдаться.
— Иногда мне его воля совершенно не нравится, — проворчал Бомарше.
— Как ты можешь такое произносить! — со страхом произнесла Женевьева.
— Извини, просто с некоторыми вещами трудно смириться. Они кажутся чудовищно не справедливыми, — Бомарше собирался развить эту тему дальше, но в этот момент в дверь постучали, и через секунду в комнате появился доктор Троншен. Лицо его приняло недовольное выражение, когда он увидел Бомарше на кровати рядом с Женевьевой. Однако он никак не стал комментировать этот факт. Троншен приблизился к больной.
— Что у нас случилось? — обратился он к Бомарше.
— Опять этот проклятый кашель.
— Посмотрим. — Троншен вынул из своего саквояжа трубку для прослушивания и стал обследовать Женевьеву. Когда он закончил, он обратился к Бомарше: — Я бы хотел с вами поговорить, мсье Бомарше.
Бомарше пригласил Троншена в соседнюю комнату, где они удобно расположились на диване.
— Ваша жена очень больна, — произнес Троншен. — И к своему большому огорчению не могу вам сказать ничего утешительного. Вы должны подумать о себе. Эта болезнь крайне заразна. Вы не должны ночевать с мадам Бомарше в одной комнате. И тем более спать в одной кровати.
— Вы хотите, чтобы я бросил жену в тот момент, когда ей особенно нужна моя помощь. Я никогда не пойду на такое. А если мне суждено заразиться и умереть, то я не стану противиться господней воли. Я исполню свой долг супруга до конца. — Бомарше вскочил на ноги и возбужденно стал прохаживаться по комнате.
— Этим вы ей не поможете, а себя погубите, — покачал головой Троншен. — Не поддавайтесь влиянию чувств, рассудите обо всем трезво.
— Я никогда не уступлю сухому расчету и не позволю заглушить голос сердца, когда речь идет о моей замечательной Женевьеве. Лучше спасите ее. — Бомарше умоляюще посмотрел на доктора.
— Я предупреждал, что не надо было решаться на вторую беременность. Здоровье мадам слишком хрупкое, — проговорил Троншен.
— Но разве не Бог говорит нам, чтобы мы плодились и размножались. А когда мы следуем его указаниям, он так жестоко наказывает нас, — искренне недоумевал Бомарше.
— Давайте не будем обсуждать чужие поступки. Нам все равно не изменить этот мир. Вы должны готовиться к самому худшему, — печально произнес Троншен.
— Неужели нет никаких надежд?! — Отчаянию Бомарше не было предела.
— Все в руках Всевышнего. — Троншен обратил свой взор к небу. — Но если принимать во внимание только мой опыт, а не Его волю, которую невозможно предсказать, то развязка наступит уже скоро.
— Чем же я так провинился перед Ним, что он лишает меня любимой супруги?
— К сожалению, на этот вопрос наука ответить не в состоянии.
— Да что она, вообще, ваша наука в состоянии. — Бомарше приготовился излить на своего собеседника поток негодования, но вбежавшая служанка прервала поток его красноречия.
— Госпоже совсем плохо, — сообщила она и выбежала из комнаты. Троншен и Бомарше устремились за ней. Бомарше, не слушая предупреждения Троншена, бросился к Женевьеве и заключил ее в объятия.
— Милый, я ухожу, я оставляю тебя одного в этом мире, — голос Женевьевы звучал уже совсем слабо. — Помни, что я буду все время наблюдать за тобой, но уже оттуда.
Бомарше в отчаянии прижался к ней еще теснее, несмотря на отчаянные попытки Троншена прекратить это безумство. Бомарше не слушал его, он хотел в этот момент только одного, как можно дольше удержать Женевьеву от перехода туда, где она уже окажется вне пределов его досягания.
Глава 19
Когда в дверь квартиры позвонили, Аркашова не сомневалась, что это снова пришел драматург. Какое-то время она размышляла о том, как ей следует поступить, стоит ли впускать его в дом? Уж слишком много от него беспокойства. Затем бросила быстрый взгляд в зеркало, который отразил плохо причесанную женщину во много раз стиранном домашнем халате. Но ничего менять в своем внешнем облике она не стала. Раз явился без приглашения, пусть видит ее такую, какую застал. А если не понравится, ей что за дело.
Аркашова отворила дверь, на пороге, как она и предполагала, стоял Феоктистов.
— Это вы? — все же ради приличия спросила она.
Феоктистов откровенно усмехнулся.
— Можно подумать, что вы меня не ждали. Только не обманывайте, скажите честно.
— Я не исключала, что вы осчастливите сегодня меня своим визитом. Хотя и надеялась, что все же удастся избежать этого несчастья. Я устала. Был трудный день.
— Ну да, вы же перемыли почти весь театр, и теперь он блестит, как только что выпущенная монета. Я не исключаю, что однажды вам присвоят звание: заслуженная уборщица республики.
Аркашова пожалела, что открыла этому неприятному, чванливому человеку дверь. Надо было оставить его за порогом. Еще ни разу их встречи не завершались ничем плодотворным. Одни стычки и ссоры. Зачем они ей?