Загадка Бомарше

— Попытался бы скорей от вас избавиться. А так я ловлю себя на том, что мне хочется вас видеть снова и снова. Просто наваждение. Как же я мог забыть, говорил же мне ваш благоверный, что вы ведьма, что вы привораживаете. Да, скажите же, наконец, что вы думаете о той сцене? Иначе бог знает, чего я еще вам тут наболтаю.

— Ваша сцена очень банальна, а ваша героиня скучна и неинтересна. Она общается с мужчиной десять минут, а затем ему отдается.

— Но так было на самом деле! — возмутился Феоктистов. — Об этом пишут все биографы Бомарше. Она отдается не какому-то заурядному мужчине, она отдается гению. Она хочет ему не просто принадлежать, а служить высокому, тому, что возвышается над ней. Для нее — это способ выйти за пределы своей обыденности и соприкоснуться с нечто таким, к чему она может приблизиться только через этого человека. Это не просто половой акт, какой-то там банальный секс двух обезумевших от похоти людей, это слияние двух душ, попытка найти идеал. Для одного идеал женщины, для другого — мужчины, а для обоих ощутить прикосновение вечности.

— А я вас уверяю, что таким образом никакого соприкосновения с вечностью у них не произойдет. Все вернется на круги своя, превратится в обычную чувственную связь. Вы просто не знаете ничего более глубокого, чем примитивная экзальтация. Вот ее то и показываете во всей красе. А экзальтация — это всего лишь обман. Я тоже читала биографов Бомарше, он станет ей изменять точно так же, как изменял другим. Вот об этом и надо было писать, что они оба, и он и она, во власти иллюзии, что у них на самом деле ничего не получится. Они оба еще далеки…

— Понимаю, — не стал дослушивать ее речь Феоктистов. — Они не поднялись на какой-то там этаж какой-то лестницы. В тот день, наверное, отключили лифт. Вам не кажется, что кто-то из нас двоих сумасшедший. Как вы думаете, кто?

— А мне всегда казалось, что если человек абсолютно нормален — то это самый худший вид сумасшествия.

— Нет, я чувствую, что на сегодня с меня хватит. Вас как лекарство надо принимать очень маленькими дозами. А сегодня доза была лошадиная.

— Вам не кажется, что это выглядит как оскорбление, — нахмурилась Аркашова.

— Извините, я честное слово не хотел. Можно я приду завтра. Сегодня больше я не в состоянии вести разговор на такие темы. Я должен найти аргументы, чтобы вас раздраконить в пух и прах.

— Действительно не стоит сегодня этим заниматься. А завтра приходите, я буду ждать.

Последние слова удивили их обоих. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, словно пытаясь понять, а не ослышался ли каждый из них.

— Что вы будете делать?

— Ждать вашего прихода, — повторила Аркашова. — Я получила зарплату, могу вам что-нибудь приготовить.

— Когда я был в Китае, меня там угощали обезьяньим мясом. Если можно, приготовьте мне рагу из него.

Глава 20

В камере одиночного заключения царил полумрак. Пламя свечи, стоящей на столе, служило единственным источником света, освещающим небольшой участок столешницы и лицо, склонившегося над бумагами Бомарше. Он что-то быстро писал на лежащем перед ним листе. Наконец, он закончил и перечитал написанное. Лицо его осветила самодовольная улыбка.

— Памфлет, кажется, удался на славу, — удовлетворенно произнес он. — Этот негодяй Лаблаш еще трижды пожалеет, что затеял соревноваться со мной. Если его когда-нибудь и вспомнят, то только потому, что я посвятил ему свой памфлет. А все дело стоит каких-то жалких 15 тысяч ливров, которые он не захотел возвращать. И вот из-за этой ничтожной суммы он опозорен перед будущими поколениями. Какие же это жалкие создания люди, которые не ценят своего доброго имя ни в сантим.

Перечитав написанное, Бомарше откинулся на спинку стула и потянулся. Спина его затекла от долгого сидения в одной позе, тело требовало движения. Он встал, чтобы немного пройтись вдоль камеры, и как раз в этот момент раздался лязг замка, а за ним звук открываемой двери. Бомарше остановился и заинтересовано наблюдал за дальнейшим развитием событий. Он понятия не имел, что за очередной сюрприз ему уготовила судьба.

Дверь, наконец, отворилась, и в камеру быстрым шагом вошел его давний приятель Гюден. Бомарше устремился к нему на встречу, друзья крепко обнялись.

— Как я рад вас видеть, мой друг, — сердечно произнес Бомарше. — Как вам эти интерьеры. Не правда ли в этом что-то есть. Я жил в роскоши, теперь надо попробовать другую обстановку.

— Я рад, что вы не теряете присутствие духа. — Гюден огляделся вокруг и опустился на стул, Бомарше примостился на кровати.

— Не потерять присутствие духа даже в такой ситуации мне это не под силу, — произнес он с горечью. — Сначала смерть моего маленького сына, затем — моей замечательной Женевьевы. Потом этот процесс с Лаблашем, который завершился моим тюремным заключением. А неудачи в театре. Не слишком ли много несчастий сыпется на одного человека? Иногда мне кажется, что солнце уже никогда не взойдет над моей головой.