Я прошлась туда-сюда по каменной земле, чувствуя, как кровь снова начинает бежать в моем теле. С трудом верилось, что ужасная боль в моей голове утихла. Краем глаза я наблюдала за Сиффрином, пытаясь вспомнить, что произошло между нами. Мой ум путался, в нем снова возникали мысли о деревьях… о солнечном свете, о потерявшемся детеныше, о глубокой шкуре тьмы.
– Что такое ты только что сделал? Когда смотрел на меня?
Сиффрин перевел на меня взгляд. Его глаза снова были бронзовыми, но я видела в них золотые искры и едва заметные вспышки зеленого света.
– Я передал тебе маа-шарм, лисье искусство исцеления. Я поделился с тобой своей маа.
– Твоей маа? – переспросила я, забыв, что обещала себе скрывать свое неведение.
Но в ответе Сиффрина не слышалось насмешки.
– Маа – это сущность каждой лисицы. Это источник ее жизни, внутренняя сила. Это все, что лисы видели; это все, что они познали. Это то, что они есть. – Его хвост взметнулся над землей. – Твоя маа была повреждена, когда ты ударилась головой. Твой язык кровоточил. Ты, наверное, прикусила его, когда ударилась о серые камни.
Я невольно прижала уши. Я вспомнила свет, что лился из глаз Сиффрина, и ощущение полета в воздухе.
– Так вот почему мне стало лучше… Ты отдал мне свой источник жизни.
Меня встряхнуло от этого понимания, и я села, чувствуя, как закружилась голова.
Хвост Сиффрина раскачивался из стороны в сторону.
– Я отдал не больше, чем мог позволить себе потерять, да и это со временем вернется. Я просто видел по тебе, что твоя маа угасает. – Белый кончик его хвоста вздрогнул. – Джана бы рассердилась, если бы я не попытался помочь.
Я посмотрела ему в глаза, и что-то пронеслось внутри меня, как будто его жар и энергия снова влились в мое тело.
– Звучит опасно – отдавать вот так свой источник жизни.
– Только если ты отдаешь слишком много… – сказал Сиффрин дрогнувшим голосом. Он облизнул кончик носа. – Я ощущал твою маа, когда делился с тобой своей. – Его усы дернулись, Сиффрин отвел взгляд. Потом глубоко вздохнул и посмотрел на дорогу смерти. – Мне жаль, что я так ошибся. Меня одурачил ветер. Раньше со мной такого не случалось.
Я ни разу не слышала от него извинений. И меня это встревожило. До этой ночи Сиффрин всегда казался очень уверенным в себе.
Сиффрин повел ушами:
– Ну, в конце концов те лисы убежали. Они отправятся к Карке… и она явится за нами.
Он замолчал, погрузившись в свои мысли.
Я вспомнила, что он говорил, когда те лисы гнались за нами.
– Ты сказал, что они служат кому-то другому. Что Карка – наемная убийца какого-то Мэйга.
Сиффрин испустил протяжный вздох.
– Так много ненависти… – рассеянно пробормотал он.
– И им нужна была я, – проскулила я.
Я вспомнила лиса с серой мордой и красными обводами вокруг глаз.
«Поймайте детеныша!»
Он кричал именно это.
– Кто такой этот Мэйг? Почему он хочет меня убить? Я не знаю тех лисиц… никогда их не видела до того, как они пришли к моей норе.
– Тот, кого ты называешь вожаком, лис с серой мордой, дрался куда злее, чем я мог ожидать от таких, как он. Он был полон решимости добраться до тебя.
Сиффрин тряхнул головой. Из его порванного уха сочилась кровь. Красная капля упала на серые камни. Мне вдруг захотелось подойти к нему и слизнуть кровь. Головокружение уже проходило, я снова встала и сделала несколько шагов в его сторону. Но Сиффрин отвернулся, а я, подойдя ближе, вдруг растеряла всю храбрость.
– Что ты имел в виду, говоря «такие, как он»? Ты говорил, что лисье искусство не одурачит Карку, но, похоже, оно обмануло остальных.
Я подумала о шраме, похожем на смятую розу, том шраме, что имелся на передней лапе каждой из тех лисиц. И прижала уши, припомнив запах углей, впитавшийся в их шкуры. Что-то странное было во всей стае…
И что-то гниющее под шкурами…
– Карка отличается от них. Она командует стаей от имени Мэйга. А остальные… – Сиффрин качнул головой. – Я не знаю, что они такое. – Он почесал кровоточившее ухо. – Но мое искусство не обмануло Тарра, того тощего лиса с серой мордой… по крайней мере, не обмануло надолго. Он как будто знал, что ему искать.
Я подумала о лисе с серой мордой, вспоминая, как он прищурился и опустил взгляд, когда Сиффрин демонстрировал ва-аккир. Может, этим способом он противостоял лисьему искусству, видел рыжего лиса таким, каким тот был на самом деле? Может, именно поэтому, в отличие от остальных, он не казался потрясенным, увидев образ Карки? Я облизнула ушибленную лапу. Когда Пайри применял истаивание, я все равно видела его, если начинала быстро и сильно моргать. Может, все лисье искусство не обманет тех, кто знает его тайны?
Но что-то еще бродило в моем уме, что-то, что я слышала сквозь густой туман боли. И вдруг до меня дошло.
– Он как будто знал тебя. Он тебя назвал… – Я на мгновение задумалась. – Лисом из Темных земель.
В глазах Сиффрина пробежала тень. Его уши прижались к голове, и он вздрогнул.