Забытый язык

Стоит Тезей, рукою заслоняя
Глаза свои, как будто некий ужас
Возник пред ним, невыносимый зренью.

Здесь снова обнаруживается акцент на чем-то, внушающем благоговение и ужас. Строки, следующие за приведенной цитатой, показывают смешение матриархальной системы и пришедшей к власти патриархальной. Вестник сообщает, что Тезей

…к земле склонясь,
И к ней и к дому всех богов – Олимпу
Единую молитву обратил.

Окончание описания смерти Эдипа показывает то же смешение матриархальной и патриархальной систем. Вестник продолжает:

Но как Эдип скончался, рассказать
Никто не может – лишь один Тезей.
Ни огненная молния богов
Его не похищала, ни от моря
Вдруг вставший вихрь его не уносил.
Присутствовал ли там богов посланец?
Иль каменные недра перед ним
Земля сама приветливо разверзла?
Так, без стенаний, горести и мук
Пропал Эдип, всех более из смертных
Достойный изумленья… Кто сочтет
Безумной речь мою, тот сам безумен!

Вестник озадачен; он не знает, к кому попал Эдип – к богам небесным или к богам подземным, в мир отцов или в мир матерей. Однако мы можем быть уверены: в том виде, в каком миф был записан через столетия после того, как матери-богини были побеждены олимпийскими богами, такое сомнение может быть только выражением тайной уверенности в том, что Эдип попал к тем, кому принадлежит, – к матерям.

Окончание «Эдипа в Колоне» совершенно отлично от того, чем кончается «Царь Эдип». В последнем судьба Эдипа представляется решенной: он трагический преступник, грех которого навсегда отрезал его от семьи и от людей вообще, обреченный на отверженность, к которому все относятся с отвращением, хотя, может быть, и с жалостью. В первом он умирает, окруженный любящими дочерьми и новыми друзьями, чьим благодетелем он становится, не с чувством вины, а убежденный в своем праве, не как отверженный, а как тот, кто наконец нашел свой дом – обрел единство с землей и с правящими там богинями.

Трагическая вина, пронизывающая «Царя Эдипа», снята с него, и остается только один конфликт, все такой же горький и неразрешимый – конфликт между отцом и сыном.

Конфликт между патриархальным и матриархальным принципами – тема третьей части трилогии, «Антигоны». Здесь фигура Креонта, бывшая довольно неотчетливой в двух первых трагедиях, делается яркой и определенной. Он становится тираном в Фивах после гибели двоих сыновей Эдипа: один был убит при нападении на город в надежде захватить власть, другой погиб, защищая свой трон. По приказу Креонта законного царя хоронят с почестями, а претендент должен остаться непогребенным – по греческим обычаям это величайшее унижение и позор. Принцип, который олицетворяет Креонт, – верховенство закона и государства над узами крови, подчинение власти вместо следования естественному закону гуманности. Антигона отказывается нарушить закон крови и единства всех людей ради авторитарного, иерархического принципа.

Два начала, которые защищают Креонт и Антигона, – это те, которые Бахофен характеризовал как противостоящие друг другу патриархальный и матриархальный принципы. Матриархальный порядок основан на кровном родстве как на фундаментальных и нерушимых узах, равенстве всех людей, уважении к жизни человека и любви. Согласно патриархальному принципу, связь между мужем и женой, между правителем и подданным важнее кровных уз. Это принцип порядка и власти, подчинения и иерархии.

Антигона представляет матриархальное начало и тем самым становится несгибаемой противницей представителю патриархальной власти – Креонту. Исмена, в отличие от нее, смиряется с поражением и уступает победившим патриархальным порядкам; она – символ женщин, склонившихся перед доминированием мужчин. Софокл очень ясно показывает ее роль, когда она говорит Антигоне, решившей воспротивиться приказу Креонта: