Забытый язык

Возможно, самое первое приходящее на ум объяснение того факта, что мне снятся незначительные впечатления дня, в то время как заставляет меня видеть сон впечатление более важное и волнующее, заключается в том, что здесь мы снова сталкиваемся с искажающей работой сновидения, о которой мы уже упоминали как о психической силе, играющей роль цензуры. Воспоминание о монографии, посвященной роду цикламена, используется, как будто это намек на разговор с моим коллегой, так же как для упоминания о друге моего пациента в сновидении об отложенном ужине служит намеком «копченый лосось». Остается единственный вопрос: благодаря каким опосредствующим звеньям воспоминание о монографии может быть связано с намеком на разговор с офтальмологом, поскольку такая связь представляется незаметной? В нашем примере мы имеем дело с двумя совершенно различными впечатлениями, не имеющими на первый взгляд ничего общего, за исключением того, что они имели место в один и тот же день. Монография привлекла мое внимание утром; вечером я принял участие в разговоре. Анализ дает этому следующее объяснение. Такие отношения между двумя впечатлениями, не существовавшие сначала, впоследствии устанавливаются между идеей и содержанием одного и идеей и содержанием другого. Я уже обнаружил промежуточные звенья, обратившие на себя внимание во время анализа. Только под некоторым внешним влиянием, возможно, из-за воспоминания о цветах, забытых Франом Л., идея монографии о цикламенах могла бы соединиться с идеей о том, что цикламены – любимые цветы моей жены. Не думаю, что этих не привлекающих внимания мыслей было бы достаточно, чтобы породить сновидение.

«Нет надобности в духах из могилы
Для истин вроде этой»[9],

как мы читаем в «Гамлете». Но внимание! При анализе я вспомнил, что имя человека, который прервал наш разговор, – Гертнер (садовник) и что я нашел его жену цветущей; действительно, теперь я даже вспоминаю, что одна из моих пациенток, носящая красивое имя Флора, какое-то время была главным предметом нашего разговора. Должно быть, благодаря этим опосредствующим звеньям из области ботаники возникла ассоциация между двумя событиями дня – незначительным и волнующим. Потом мне представились и другие элементы, например кокаин, весьма подходящий в качестве звена, соединяющего доктора Кёнигштейна с написанной мной ботанической монографией, обеспечивая тем самым слияние двух сфер идей, так что часть первого впечатления могла бы послужить намеком на второе.

Я готов к тому, что это объяснение будет найдено произвольным или искусственным. Что произошло бы, не появись профессор Гертнер и его цветущая жена, а пациентку, которую мы обсуждали, звали бы не Флора, а Анна? И все же ответ найти нетрудно. Будь связи между этими мыслями недоступны, вероятно, были бы выбраны другие. Установить связи такого рода легко, как показывают шутливые вопросы и головоломки, которыми мы любим развлекаться. Возможности остроумия безграничны. Можно сделать еще один шаг дальше: если бы достаточно плодотворных ассоциаций между двумя впечатлениями этого дня установить не удалось, сновидение просто выбрало бы другое направление; другое из незначительных впечатлений, которые во множестве возникают и тут же забываются, заняло бы во сне место монографии и сформировало бы ассоциацию с содержанием разговора и представило его во сне. Поскольку это было воспоминание о монорафии и никакое другое, выполнившее данную функцию, оно, вероятно, было самым подходящим для этой цели. Нет нужды удивляться, как герою Лессинга, тому, что «только богачи в этом мире владеют большими деньгами»[10].

Два предшествующих сновидения дают нам возможность не только изучить приложение общих принципов Фрейда к конкретным сновидениям, но также сравнить интерпретацию Фрейда с той, которую я предлагаю во второй главе этой книги. При толковании сновидения о наготе Фрейд следует общим принципам, описанным выше. Сновидение представляет собой исполнение инфантильного иррационального желания, но под влиянием цензора искажает и маскирует это. Исполненное иррациональное желание – это желание из эксгибиционистского детства, заключающееся в том, чтобы показать свои половые органы. Однако наша взрослая личность боится таких желаний и выражает чувство неловкости от исполнения желания кроющегося в нас ребенка.