Забытые в небе

Чекист поднял ППШ и нажал на спуск. Автомат выдал короткую, на три патрона, очередь — и поперхнулся. От твари полетели ошмётки, одно из руко-щупалец, которыми оно держалось за перекошенные алюминиевые рейки, отцепилось и повисло куском резинового шланга.

Чекист яростно дёргал затвор — раз, другой. Уцелевшие живые хлысты свистнули, совсем чуть-чуть не дотянувшись до цели — один из чёрных когтей пробороздил щёку, другой зацепил вещмешок, вырвав клок брезента. Командир «партизан» отшвырнул бесполезный автомат и зацарапал ногтями по крышке «Маузера». Но Яцек успел первым — пронырнул под нависшей тварью и в упор выстрелил в круглую, усаженную чёрными крючками пасть. Безглазая голова лопнула, как перезрелый арбуз, руко-щупальца одно за другим отлепились от решётки и существо шлёпнулась на пол. Звук получился такой, будто кто-то с размаху бросил шмат сырого мяса на металлический лист.

— Этот был остатний… последний, пан командир.

Поляк поднял ППШ, передёрнул затвор. Латунный, с закруглённой пулей, патрон отлетел в сторону и весело заскакал по голому бетону.

— Курва мать, так и знал: патрон в диске перекосило! Говорил же, бери ППС…

Чекист не слушал — он медленно отходил от шока.

— Что… кхм… что это было, а?

— Гуттаперчевые пауки. — сказал Егор.

Он подошёл к ближайшей туше и потыкал её трубкой распылителя.

— Шапиро о таких предупреждал. Помните, я рассказывал?..

— Ежели это пауки — чего ж ты его… того… из хрени своей, а? невнятно произнёс Мессер. Его трясло, разряженная мосинка ходила в руках ходуном. — Чего ждал-то, говномётчик?

— Потому что это не совсем пауки. — терпеливо объяснил Егор. Он дважды говорил партизанам о гуттаперчевых пауках. Первый раз в сквере перед ГЗ, когда объяснял «партизанам», какие опасности поджидают их в заброшенных небоскрёбах, второй — меньше часа назад, на привале у подножия башни.

Похоже, не помещал бы и третий раз. И четвёртый. И, может, даже пятый.

«…впрочем, нет. Теперь-то Мессер накрепко запомнит, что это такое — «гуттаперчевый паук». И детям своим расскажет, если они у него, конечно, будут…»

— …точнее сказать — совсем не пауки. Просто называются так. У них даже скелетов нет, какая-то дальняя родня осьминогов и кальмаров. Вот, видишь?

Он пнул тушу ботинком, и та затряслась, словно целиком состояла из студня.

— Понял теперь? Такого хоть целиком спорами обсыпь — проку не будет, хитина-то нет…

— Вот же ж, ихнюю гуттаперчевую мамашу… — Чекист осторожно потрогал располосованную скулу лицо. — И как только мы их проглядели?

— Так мимикрия же! Головоногие все так, что каракатицы, что чернолесские кикиморы. А эти особенно: видишь, даже дохлые меняют цвет!

И верно: подстреленные существа, всего минуту назад покрытые зелёными и бурыми пятнами, на глазах серели, принимая цвет бетонного пола.

Чекист сплюнул.

— Всё ясно. А я-то, тоже хорош: шли, сторожились, держали стороны — всё по учебнику «Бой в ограниченном пространстве… А что атака может быть с потолка, да ещё противник невидимый — нет, об этом не подумал…

Он осторожно пощупал щёку и посмотрел на окровавленные пальцы и повторил:

— Ах, ты ж, маму его гуттаперчевую…

— Дай-ка, посмотрю!

Татьяна решительно отстранила руку Чекиста и заставила его усесться на вещмешок.

— Флягу дайте, только с водой, не с самогонкой!

Она приняла у Мехвода кожаную баклагу и принялась смывать набежавшую кровь с глубокой, через всю щёку, борозды.

— Надо шить! — вынесла она вердикт. — Только сначала иглу бы прокалить, занесём грязь…

— У тебя что, есть хирургическая игла? — удивился Егор. Он порылся в кармане и извлёк зажигалку, сделанную из винтовочного патрона.

— Обыкновенная, швейная. Зато нитки из паучьего шёлка. — ответила девушка. Раны зашивать — лучше не придумаешь. Только надо их продезинфицировать сначала. У кого-нибудь есть алкоголь, только крепкий?

На этот раз к ней протянулись четыре фляжки. Татьяна взяла одну наугад, открутила крышку, понюхала и, предупредив: «сейчас будет жечь!» — тонкой струйкой полила содержимое на развороченное мясо. В воздухе запахло дорогим коньяком. Чекист дёрнулся и зашипел, Мессер с интересом принюхался.

— Сейчас спокойно… — Татьяна проткнула край раны кончиком иглы. Чекист снова зашипел и конвульсивно дёрнулся.

— Терпи, командир, на тебя бойцы смотрят! — она осторожно протянула нитку. — Ещё два шовчика только… И вообще, тебе повезло: сантиметром выше, и остался бы без глаза.

Девушка обрезала нитку позаимствованной у Мессера финкой (разумеется, заранее прокаленной на зажигалке) и ловко, один за другим, завязала три узелка.

— Кончики пусть торчат, потом отрежем. Сейчас забинтуем — и всё, готово!

Чекист попытался оттопырить щёку языком — и скривился от боли.

— А ну не балуй! — строго сказала Татьяна. — Хочешь, чтобы швы разошлись? И так шрам останется поперёк физиономии…

Она разорвала упаковку индивидуального пакета и начала заматывать рану. Чекист мужественно терпел.