Забытые имена

— Подтяни-ка ты его сперва к себе за ноги, — сказал он своему напарнику. С трудом они повернули больного поудобнее. Санитар, который все еще стоял между сиденьями в кабине, сказал: — Хорош!

Они вдвоем подняли старца, положили на носилки, набросили ему на ноги плед и понесли.

— Идем, — сказал Джеймс жене. — За багажом я схожу попозже.

Он не стал запирать машину, показал на нее смотрителю. Перед ним маршировали в ногу белые халаты с носилками, рядом шла жена.

В холле гостиницы санитары поставили носилки на пол. Отец, словно от боли, мотал головой из стороны в сторону. Барышня из администрации, в оранжевой униформе, встретила Джеймса заученной, служебной улыбкой. Джеймс назвал свое имя и забронированные номера.

— О да, — подтвердила барышня. — Вот ключи от трех номеров. Ванная находится между вашими номерами. Менеера. — она кивнула в сторону носилок, мы поселим в комнате «А». Менеер еще спустится в ресторан?

— Нет, он очень болен, — ответил Джеймс.

— Вы останетесь у нас только три дня или, может быть, вам угодно взять шести или девятидневный пансион? Дело в том, что многие клиенты, приехав к нам, меняют свои первоначальные заказы.

Она заполняла цифрами большой розовый формуляр.

— Нет, — ответила Элин. — мы останемся три дня, как условились, не так ли, Джеймс?

— Да, я тоже так думаю, — пробормотал он.

Он смотрел отсутствующим взглядом на руки барышни, которая быстро заполняла клеточки формуляра какими-то значками и кодовыми цифрами, потом вписала их имена.

— У вас есть официальное разрешение?

— Разрешение, — ответил рассеянно Джеймс.

— Которое вы должны были получить на границе.

— О да!

Барышня бросила профессиональный взгляд на поданный ей листок и подколола его к розовому формуляру.

— Двойной номер двадцать семь! — пропела она, не поднимая глаз от бумаг.

Санитары подняли носилки, и Джеймс с Элин направились вслед за ними к лифту.

Лифт опустился на первый этаж, решетчатая дверь с легким щелчком отворилась, и пятеро человек исчезли в клетке.

— Не лучше ли было заказать нам двоим номер в другой гостинице? — немного ворчливо выразила свои сомнения Элин.

— Да, но это бы нам обошлось вдвое дороже, и мы бы тогда вообще не смогли видеться с отцом или пришлось бы к нему постоянно ездить, — ответил Джеймс, роясь в чемодане.

В дверь постучали. Элин, снимавшая туфли, выпрямилась, откинула волосы с лица и отворила. Вошли трое мужчин.

— Медицинский контроль, — представились они. — Могу я взглянуть на заключение вашего врача? — спросил старший.

— Бумагу от Смитсона, — сказала Элин Джеймсу. Он порылся в чемодане, вытащил пластиковый пакет и передал его троим мужчинам. Они достали из пакета листок с машинописным текстом и принялись читать. Один из них покусывал при этом нижнюю губу, другие были, как восковые куклы. Когда они закончили, старший вынул из кармана шариковую ручку и приписал внизу несколько строк. Затем все трое подписались, после чего настала очередь Джеймса.

— Подпишите здесь, — сказал старший, — и мадам тоже.

На причалах автомобильных паромов в Остенде, Кале, Зеебрюгге, Хук-ван-Холланде и Флиссингене[23] становилось все оживленнее. Весной, как всегда, и осенью в Бенилюкс прибывало больше всего пассажиров. У пограничных пунктов дорожная полиция наблюдала с вертолетов за движением, докладывала об образовании «пробок», для ликвидации которых часть машин тут же направляли в объезд. Джеймс, Элин и больной отец прибыли перед самым разгаром сезона. Джеймс был доволен, что смог за все рассчитаться заранее.

Они сидели у стойки бара и пили виски, на душе было неспокойно.

— Лишь бы с ним все было в порядке, — произнесла Элин Она коротко, нервно затянулась сигаретой, стряхнула пепел. Огляделась вокруг. За столиками сидели несколько старичков. Они были неестественно возбуждены и весело болтали. Джеймс крутил стакан, уныло вперясь в коричневатую жидкость.

— Я все-таки лучше пойду к нему, — сказал он.

— Что тебе там делать? — спросила она твердым, немного раздраженным тоном. — Ему сделали укол, и сейчас он спит. Голландский воздух будет ему полезен. Завтра снова придут доктора.

Они замолчали и, обернувшись, увидели старика, танцующего в одиночестве посредине зала. Глаза его блестели, он без стеснения разглядывал поочередно Элин и барменшу. Его семейство наблюдало за ним, смущенно и нежно улыбаясь; кое-кто украдкой вытирал слезы и сморкался. Наконец, кто-то из другой компании подозвал барменшу и обменялся с ней несколькими словами, после чего она подошла к танцующему старику и что-то прошептала ему на ухо. Тот кивнул, подмигнул своим, сидевшим на кожаной банкетке у стены, взял барменшу под руку и скрылся за дверью. Через несколько минут она вернулась и снова принялась за работу. Какие-то старички у бара прихлебывали свое питье и, поставив дрожащей рукой стаканы, снова таращились на опустевшую площадку для танцев.

— Ну и ну, что я слышу! — воскликнул Джеймс почти ласково, пощелкал языком и укоризненно покачал головой, обращаясь к отцу. — Креветки, крабы, устрицы и шампанское — что все это значит?!