– Это была не ваша мать… – заговорила она и тут же поправила себя: – То есть не Бодиль Парков. Я только что посмотрела в документах, чтобы проверить. Она подала заявление и уволилась в конце февраля того года, в котором закрыли Элиселунд, но к тому времени руководство интернатом уже взял на себя её заместитель.
Теперь Камилла встрепенулась и огляделась в поисках места, где можно было бы съехать на обочину. Журналистка знала, что немного впереди будет автобусная остановка. На этот раз она вовремя просигналила о том, что останавливается.
– Я нашла старые учётные записи, – продолжала тем временем Лоне. – Мы их давным-давно не открывали, но они по-прежнему хранятся в бывшем кабинете заведующего. Мне стало интересно, когда вы вот так заявились к нам вдруг. Я слышала то, что вы сказали Лиллиан, и я вполне в состоянии сложить два и два, тем более что и полиция у нас побывала и расспрашивала о тех же самых девочках.
– И что там сказано? – перебила её Камилла, вперившись взглядом в приборный щиток, но не видя его.
– Здесь написано, что сёстры умерли от воспаления лёгких. Они поступили в лечебный отдел интерната за три дня до указанного времени смерти и находились под наблюдением того самого главного врача, который позже выписал свидетельства.
– Как его имя?
– Хмм… – Видимо, Лоне Фрис разбирала написанное. – Главный врач Эрнст Хольстед.
– Но кто-нибудь же должен был заметить это! – воскликнула Линд. – Как они могли умереть так быстро одна за другой?!
– Похоже, главный врач не вполне ответственно подходил к своим обязанностям. Из записей можно сделать вывод, что он не так часто заглядывал к своим пациенткам, как следовало бы, учитывая серьёзность ситуации и то, чем она закончилась для этих двух девочек.
– Но ведь девочки не умерли! – снова ввернула Камилла, подумав, что, во всяком случае, одна из них точно тогда не умерла. – Как же могло получиться, что были выписаны свидетельства об их смерти?
– Действительно, всё это выглядит чрезвычайно странно, – согласилась Лоне. – Но, возможно, в Элиселунде не стали раскручивать это дело и никуда не сообщили, потому что кому-то казалось, что нужно защититься от обвинений в халатном исполнении врачебного долга и в сокрытии произошедшего. Может быть, тогдашний главврач сможет как-то объяснить вам всё это.
«В любом случае я должна его выслушать и узнать, что он имеет на это сказать», – решила Линд и полюбопытствовала, каким образом Фрис раздобыла её мобильный номер.
– В кармане вашего жакета лежало несколько визиток, так что большого труда это не составило, – ответила та и попросила Камиллу не упоминать, что сведения получены ею из старых учётных записей.
– Разумеется, – пообещала журналистка и поблагодарила Лоне, когда та предложила отправить ей жакет домой по почте.
Она как раз убирала мобильный телефон, когда позвонил Маркус.
– Привет, солнышко! – сказала Линд.
– Мам, ты не заедешь за мной к Августу? – попросил её сын. – Я устал и пешком идти домой мне влом, а Фредерик не снимает трубку.
– А ты что, не у отца?
– Нет, я не хотел туда идти после школы и пошёл с Августом к нему домой.
Маркус не поздоровался и не спросил, где мать была в последние дни. Он привык, что, как только ему понадобится её помощь, она сразу же будет в его распоряжении, и Камилла немедленно вспылила.
– Даже и не думай! Ты не беспомощный младенец, чтобы не пройти три километра до дома, – отрезала она и выключила телефон.
Раньше у Маркуса всегда были определённые обязанности по дому, что, по её мнению, было необходимо, чтобы развить в нём чувство ответственности, но в усадьбе всё делалось как бы само собой. Может быть, и с ней было то же самое, подумала Линд, проезжая через Остед. Может быть, поэтому она утратила чувство реальности… и перспективу.
Что-то в ней в последнее время точно исчезло. Что-то, что раньше было важным для неё. И, глядя на то, как за окном мелькают улицы самого протяжённого города Зеландии, она пришла к выводу, что придётся ей искать путь назад, к самой себе и к утраченному. Потому что чувство реальности было для неё необходимостью: Камилла должна была целиком отдаваться какому-либо делу, иначе она увядала.
Именно поэтому в Элиселунде она запуталась в своих словах – потеряла навык. Очевидно, ей придётся раскрутить эту историю, чтобы снова научиться жить в мире с самой собой.
До Роскилле оставалось ещё километров десять, когда Линд позвонила Теркелю Хойеру, своему прежнему главному редактору из газеты «Моргенависен», чтобы узнать, зачем он пытался с ней связаться. Он ответил после второго звонка и сразу узнал её – очевидно, её номер всё ещё был забит в его телефоне.
– Приветствую, Линд! Не скучаешь на вощёном паркете? – пошутил редактор.
– Не-ет, – начала было женщина, но поймала себя на лукавстве. – Вообще-то да, немножко, – призналась она. – Я люблю писать, и мне этого не хватает. А ты чего звонил?
– Да так, просто чтобы напомнить тебе, что ты ещё не сдала ключ от входной двери.