Ах, лучшее мгновение дня: как он весь загорается, ее заметив, и как криво улыбается до ушей, бросаясь вперед, и с разбегу прыгает ей в объятья. Он обхватывал ее ногами за талию, как обезьянка, и бодал прямо в лоб, и взгляд его был неподражаемо, весомо весел – мол, о да,
Джейни всегда потрясал его талант радоваться – Ноа обучил и ее, просто глядя ей в лицо.
А теперь они вдвоем вышли в темнеющий октябрьский день, и Джейни почувствовала, как весь мир на миг нацелился телескопом на фигурку, танцующую подле нее на цыпочках. Они шли за руку под деревьями, и вдоль тротуаров бесконечно тянулись бурые песчаниковые дома.
Телефон, зажужжав в кармане, напомнил ей про Боба, про незримую коллекцию его черт (низкий голос; веселый смех), которая еще не соткалась в целого человека.
«Я тебя как будто уже знаю. Странно?»
«Нет! – ответила она. – Я тоже!» (Правда? Не исключено.) Написать «хо»? Или слишком прямолинейно? Ограничилась одним «х». И в ответ немедленно получила: «ХХХ!»
Ух! Тело окатило жаром, будто заплыла в теплый карман посреди холодного озера.
Они миновали кафе на углу своей улицы, и Джейни заманил туда аромат; перед предстоящим разговором стоит подкрепить силы. Она завела Ноа внутрь.
– Мы куда, мама-мам?
– Я кофе хочу. Я быстро.
– Мам, от кофе ты потом до зари не уснешь.
Она засмеялась: взрослые так говорят.
– Это правда. Ладно, Нои, выпью без кофеина. Идет?
– А можно мне кукурузный маффин без кофеина?
– Договорились.
Конечно, скоро ужинать, но что с того?
– И смузи без кофеина!
Она взъерошила ему волосы.
– Нет уж, дружочек, тебе воды без кофеина.
В конце концов они с добычей устроились на крыльце своего дома. Кофе был ароматен. За домами садилось солнце. Свет, розовый и нежный, заставлял краснеть кирпичные дома и особняки, оглаживал жухнущую листву. Мигал газовый фонарь перед фасадом. Фонарь стал решающим аргументом в пользу этого дома, хотя квартира здесь дорогая, в полуподвале, и солнце туда не дотягивается. Но красное дерево внутри, и симпатичные изгороди снаружи, и газовый фонарь у парадной двери так уютны; в этой норке Джейни с Ноа могут укрыться – подальше от мира, подальше от времени. Джейни не учла, что непрестанно мигающий фонарь за фасадным окном будет то и дело притягивать взгляд днем, отражаться в задних кухонных окнах по ночам и она не раз вздрогнет, вообразив, что в доме пожар.
Она протерла руки Ноа антибактериальной салфеткой и вручила ему маффин.
– В школе завтра, между прочим, маффины пекут. Представляешь?
Ноа откусил, осыпав себя лавиной крошек.
– А потом надо будет мыться?
– Ну, стряпня – такое дело. Мука, сырые яйца…
– А. – Он облизал пальцы. – Тогда нет.
– Нельзя же так всю жизнь, букаш.
– Почему нельзя?
Она даже отвечать не стала – они с Ноа который год так и ходят по кругу, а ей сейчас есть что ему сказать.
– Эй. – И она легонько его пихнула.
Ноа деловито трудился над кукурузным маффином. Как Джейни угораздило ему разрешить? Гигантский же маффин.
– Слышишь? Я сегодня пойду погуляю.
Ноа вытаращился. Опустил маффин.
– Ничего не погуляешь.
Она вдохнула поглубже.
– Прости, малыш.
Глаза у него свирепо заблистали.
– Я не хочу, чтоб ты уходила.
– Я понимаю, но маме надо иногда гулять, Ноа.
– Тогда возьми меня с собой.
– Не могу.
– Почему?
Потому что мама не умрет, если потрахается хотя бы раз, прежде чем ты отправишься в колледж.
– Там будет для взрослых.
Он сверкнул отчаянной кривой улыбкой:
– Но я же развитой.
– И весьма находчивый, но нет, дружочек. Все будет нормально. Тебе же нравится Энни. Помнишь Энни? Она в прошлые выходные приходила к маме на работу и играла с тобой в «лего».
– А если у меня будет кошмар?
Об этом Джейни тоже думала. Кошмары ему снились нередко. Как-то раз такое приключилось, когда она пошла общаться с коллегами на тусовку архитекторов; когда вернулась, он сидел, трясся, вперив остекленевшие глаза в «Дору-следопыта», а изможденная, контуженная няня (которая поначалу была полна сил! Домашние брауни принесла!), не вставая с дивана, вяло помахала Джейни двумя пальчиками. И, как и прочие, больше не приходила.
– Тогда Энни тебя разбудит, обнимет и позвонит маме. Но у тебя не будет кошмаров.
– А если у меня будет астма?
– Тогда Энни даст тебе небулайзер, а я сразу вернусь домой. Но у тебя уже давно не было приступов.
– Ну пожалуйста, не уходи.
Однако голос у него дрогнул, будто Ноа и сам понял, что проиграл.
Она уже оделась, теперь возилась с прической, одним глазом смотрела ролик на
– Мама-мам! Иди сюда!
Что, «Губка Боб» уже закончился? Его же вроде безостановочно крутят?