Не насторожили командарма и данные сапёра-перебежчика, который перешёл на нашу сторону в полосе 25 гв. ск, хотя он сообщал, что наступление начнётся в ночь на 5 июля, и при этом рассказал интересные детали. Командир 25 гв. ск генерал Г. Б. Сафиулин вспоминал: «Не успел я вступить в свой КП, как вызвали к телефону. Звонил начальник разведки корпуса майор И. А. Воронцов.
– Товарищ Добровольский (это мой псевдоним), с той стороны перебежал один солдат. Говорит, есть важные сведения. Что прикажете делать?
– Немедленно ко мне!
И вот за столом рядом со мной сидит замполит полковник О. П. Колесник, начштаба корпуса полковник А. А. Фунтиков, И. А. Воронцов и переводчик. Напротив долговязый, весь обросший рыжей щетиной солдат. На нём – испачканный, потрёпанный мундир, на ногах – сношенные сапоги.
– Кто вы? – спросил его.
Не дожидаясь перевода, он скороговоркой выпалил:
– Сапёр 168-й пехотной дивизии.
Ответ этот прозвучал по-немецки.
– Что заставило вас прийти сюда? Что именно хотите сообщить?
И на этот раз он обошёлся без переводчика, сразу начал рассказывать. Это заинтересовало нас. Как же он понимал по-русски?
– …Нам было приказано очистить минные поля, убрать проволочные заграждения, – рассказывал перебежчик. – Выдали сухой паёк на пять суток, раскошелились и на шнапс. Завтра начнётся наступление.
– Завтра?
– Да, пятого июля.
– Откуда знаете русский язык?
– Просто понимаю.
– А говорить можете?
– Плохо.
– Вы немец?
– Нет, я – словен.
… Хотелось верить в правоту его слов. Тем более и по данным нашей разведки начало наступления ожидалось между 3 и 6 июля… Я поручил продолжать допрос начальнику штаба Фунтикову, а своему адъютанту – хорошенько накормить словена и ушёл в свой блиндаж. Тут же позвонил командующему армией и слово в слово передал услышанное от перебежчика.
– Переправь его сюда, – попросил командарм, – а сам немедленно предупреди командиров частей, пусть не прозевают гостей»[181].
Безусловно, если этот факт рассматривать самостоятельно, в отрыве от других событий, происходивших у соседей и перед полосой 7 гв. А, то его было справедливо расценить как возможную провокацию абвера. А если в комплексе с другими данными, в том числе и с поступавшей информацией от Центрального фронта, то картина начинала вырисовываться довольно определённая.