За землю отчую.

Со стороны деревни слышался татарский говор, между избами мелькали ордынцы с факелами в руках. На солнце огонь был невидим, но едва факелы касались крыш, как высохший дерн начинал дымиться и вспыхивал синеватым пламенем. Двое татар приблизились к заваленной хворостом избе. Клепа поднял лук. Рудак, шепотом чертыхаясь, возился с тетивой. Вот ордынцы уже совсем рядом с кустом, где засели лесовики. Клепа рывком натянул тетиву, прицелился... И вдруг что-то тяжелое ударило его сзади по голове. Руки рыжего медленно разжались, соскочив- тая с тетивы стрела упала рядом с луком. Татарин, услыхав шум, подозрительно оглянулся. От страха Рудак задрожал, словно в лихорадке, сцепил зубы, боясь перевести дух. Пока ордынцы поджигали избу, напуганным зайцем таился в кустах. Когда же они удалились, бросился со всех ног прочь.

Выбежав из леса, Ивашко-кашевар подбежал к горящей избе. В зелени кустов скорее угадал, чем увидел, распростертое тело, метнулся туда. В орешнике ничком лежал Клепа, голова и рубище в крови, рядом лук и стрела. Ивашко склонился над товарищем. Убедившись, что рыжий жив, оторвал подол своей синей косоворотки, перевязал ему голову. Клепа застонал, открыл глаза. Узнал кашевара, с трудом прошептал:

— Спасай избу, там детишки...

Где Рудак? — тихо спросил станичник.

Лицо рыжего исказилось, он вздохнул, но не ответил. Ивашко прыжками понесся к пылающей избе.

Поначалу он попытался ослопом разбросить горящий хворост, чтобы пробиться к двери. Но вскоре убедился, что это долго, бросил зипун и, понатужившись, разорвал его пополам; обмотал руки и снова бросился к избе. Жар опалил бороду, но лесовик, расшвыривая пылающий сухостой, как одержимый, рвался в огонь. Вот-вот рухнут стропила — и тогда...

Наконец Ивашке удалось расчистить проход; на нем горела одежда, по обожженным щекам катились слезы. Попробовал открыть дверь, но она не поддавалась, отбросить же хворост не мог — обгорели, покрылись волдырями руки. Налег плечом — ничего... А из дома доносились ребячьи крики и плач. Тогда, собрав последние силы, Ивашко разбежался и ударом ноги все-таки вышиб дверь. Задыхаясь от жары и дыма, прохрипел:

Выходь!..

И рухнул у порога.

Сначала из дома никто не появлялся. Но вот наружу высунулась испуганная детская мордочка, за ней другая...

Деда, деда! — закричала девочка лет шести.-— Тут дяденька горит!,. Бежим скорее! — схватила она за руку брата.

Минуя лесовика, дети бросились подальше от избы.

На пороге появился старый Гон с двумя малышами на руках. Ребятишки постарше, молча жались к деду, глядя со страхом на клубы дыма и искры, падающие с горящих крыш. Старик вывел детишек из избы, прохрипел:

Бегите в лес. Тут недалече, я мигом...— И потрусил рысцой обратно. Стащил с себя зипун, набросил его на Ваньку-кашевара, загасил на нем одежду. Подхватил за плечи, оттащил в сторону.

Ватажник не шевелился. Старик стал на колени, приложил ухо к груди спасителя. Пробормотал слова молитвы, перекрестил погибшего. И вдруг вспомнил о порубежнике, что остался в пылающей избе. Крыша горела факелом, трещало дерево, во все стороны разлетались объятые огнем головешки. Накинув зипун на голову, Гон вбежал в избу. Внутри бушевало пламя, горели стены. Раненый в беспамятстве стонал. Старик взвалил его на спину, кряхтя, направился к двери. Он задыхался от дыма, шатаясь, сделал несколько шагов и... потерял равновесие, его качнуло в сторону, он споткнулся о каменный жернов ручной мельницы и вместе со своей ношей растянулся посреди избы...

Лишь четыре стрелы из шести, выпущенных ватажниками, попали в цель. Трое ордынцев были убиты, четвертый, держась окровавленными руками за живот, корчился и стонал...

Внезапное появление урусутов, оглушительный свист, летящие стрелы посеяли панику среди шуракальцев. С криками «шайтан!» заметались они по полю, и теперь уже огонь и дым со всех сторон казались кознями дьявола, а не делом их собственных рук. Бросив ясырь, ордынцы метались в поискам спасения; стрелы лесовиков настигли еще троих. Крестьяне сбились в кучу и оцепенело взирали на чудо, ниспосланное им господом.

Первым опомнился ордыский десятник. Сорвал с плеча лук и, не целясь, выстрелил в бежавшего впереди долговязого лесовика. Тот, выпучив глаза, застыл на месте и грохнулся оземь. Атаман подхватил оружие убитого, с ходу послал стрелу вдогон десятнику, но промахнулся.

Уцелевшие ордынцы, не слушаясь наказов старшего, устремились к опушке леса, где стояли их лошади. На помощь беглецам поскакали было конники — дозорные и те, что сторожили Гоново стадо, но неожиданно замешкались, развернули лошадей и понеслись обратно.

Увидев это, Гордей облегченно вздохнул. Заложил пальцы в рот, оглушительно свистнул и побежал дальше.

Конных ордынцев отвлек Федор. Оказавшись у табуна раньше других, он сразу обнаружил татар, оставленных присматривать за лошадьми, и не стал ждать, пока подоспеют остальные ватажники. Ползком подкрался к ордынцам, вскочил на ноги и с маху опустил дубинку на голову одного из сторожей. Второй, увидев огромного урусута, бросился наутек.