Z — значит Зомби

И началась война за остров. Оружия не хватало, нужны были простые пики, топоры, косы и тому подобные железяки, поэтому прежде всего освободили Балтийский завод и запустили кузнечный цех. Ну а потом все, кто мог держать оружие и не трусил, каждый день ходили на охоту. Разбились на группы, поделили участки. Обязательно брали собак, их в Крепости скопилось тоже немало. За день в сумме валили четыре-пять тысяч трансформантов и за полтора месяца в целом почистили остров. К середине августа по улицам бродили редкие единичные мертвяки, да в квартирах еще затаились те, кто не смог выбраться.

Крепость начала расползаться, люди из тесноты и скученности возвращались к сравнительно человеческой жизни. Кто возвращался в свою квартиру, кто занимал пустующую… Что еще?

Да! Весь остров комендатура объявила собственностью Военной администрации. Собирали все продукты, всю бытовую химию, технику, инструменты, автомобильные аккумуляторы — все, что находили. Генераторы — на строжайший учет, а право подзаряжать от них аккумуляторы надо было заработать. Вообще, ресурсы распределялись только за общественно-полезный труд. Ты ни хрена не делаешь, но берешь без санкции продукты из магазинов и пустующих квартир? Совершаешь кражу. Снимаешь что-то с бесхозной машины — опять крадешь. Рубишь деревья на дрова — вообще диверсия. Таких преступников посылали на принудительные работы под страхом высылки с острова. А работы — тяжелые или грязные: например, строить защитный вал по берегу залива (натуральная каторга). Позже прибавилась ассенизация.

За серьезные преступления гражданских не расстреливали, зачем? Наказание все то же — высылка. Это для многих куда страшнее.

Военных, бывало, расстреливали.

Наказания, по мысли коменданта, — это ведь только тактический ход, способ достичь цели. Главным-то было заставить людей работать. Не подчинить их, даже не сплотить, а просто — чтоб работали. Иначе не выжить.

Задачей Новой милиции, главой которой меня поставили, в свете этой стратегии было прежде всего крутиться на виду, показывать, что мы есть. Порядок все равно поддерживался общим комплексом мер, и куда важнее были, скажем, патрули на улицах или медосмотры.

Старики, если могли, тоже работали — в школе, в архиве. Но совсем уж немощных администрация взяла на общественное обеспечение (при Покровской больнице работал хоспис).

Медосмотры были обязательные, еженедельные. Для дозорных или сталкеров — ежедневные. Заработала Покровская больница на Большом проспекте, бывшая имени Ленина.

Провели заново перепись населения. Объявили по системе оповещения ГО, и всю неделю в назначенный час жители обязаны были выходить на улицу и стоять возле подъезда, где поселились. К тем, кто работал, подходили на рабочие места. В общем, эту механику описывать долго и нудно…

Что касается меня с Наташкой и Аленой, то история короткая. Жили на Косой линии. В Макаровке у меня было много знакомых среди офицеров (пили вместе), один из них и шепнул, что на самом деле происходит. А я по роду работы, опер как-никак, был готов к таким новостям, навидался уже странностей. Знакомые приютили мою семью в своей общаге, за высоким забором, — до того, как жахнуло по-настоящему. Они в своей мореходке поступили примерно как Ашкенази в Академии, во всяком случае, закупорили ворота заблаговременно. Отсиделись мы, дождались, когда люди из Крепости позвали к себе, а потом пробивались вместе с офицерами и курсантами. Многие погибли… Я выжил, и мои выжили. Третье по счету крупное везение.

Таких семей, в которых все выжили, очень мало по острову, не больше сотни, а мы вдобавок на глазах. Вот и подумал я, когда кошку украли: может, по злобе кто напакостил, из зависти?

И успокоился, решив, что на этом делу конец.

6. Сентябрь. Второй год от Начала

— Ты опрашивал детей по предыдущим эпизодам? — спросил Таран.

— Лично — нет. Мои подчиненные опрашивали.

— Вижу, твои подчиненные не умеют разговаривать с детьми, в отличие от моих. Или им влом было, а тебе нагнали…

Вышли из Кунсткамеры, сказали людям расходиться, дескать, отбой тревоги, спасибо за бдительность. Родителей, потерявших детей, заверили, что будут информировать их обо всех новостях. И направились в штаб. Десять минут ходьбы.

— Так вот, — продолжал майор, — и Артурчик, и Костик оказались не такими скрытными, как твоя дочь. Похвастались друзьям, что скоро поедут в зоопарк. Один хотел посмотреть на жирафа, второй мечтал о слоне. Вот им кто-то и наобещал жирафа и слона. Скорее всего, про льва в твоей записке — это про зверя, про настоящего льва, из Африки. Не про душку Льва Палыча.

— Почему такая странная фраза? — усомнился Дмитрий. — «Лев просил…» Как зверь может просить?

— Ну вот смотри. Похититель обещает девочке показать ее мечту, живого льва. Говорит, что лев спрятался от зомбяков, с нетерпением ее ждет, но просил передать, чтобы она держала язык за зубами, иначе зомбяки его найдут. Лев просил, а не похититель, он якобы только передает просьбу. Твоя дочь верит в сказки?

— В некоторые. Если в них красиво…