Z — значит Зельда

30 января 1929

Дорогая Зельда!

Мы только что дочитали вашу со Скоттом статью для «Харпер Базар». «Изменчивая красота Парк-авеню» — остроумнейший очерк, и слог просто восхитителен. Мы

всегда чувствовали, что в тебе есть скрытые литературные таланты, и статья тому доказательство. Надеемся, ты не бросишь писать. Поздравляем вас обоих!

Мы, Мерфи, успели все по очереди переболеть с кашлем, жаром и дурнотой — кто-то тяжелее, кто-то легче. Болезнь Патрика затянулась, но сейчас он здоров. Я должна передать тебе, что он скучает по Скотти. Она приедет на виллу «Америка» этим летом? Приедет?

Скотт рассказал нам, что действие нового романа разворачивается в Париже, и вы вернетесь этой весной, чтобы он мог выверить все подробности. Похоже, Скотт взялся за ум. Мы будем счастливы видеть вас всех, где угодно и когда угодно.

С любовью к тебе, Скотту и Скотти —

Сара.

13 февраля 1929

Дорогая Сара!

Твоя похвала греет мне душу. Но чье бы имя под ней ни значилось, статью от начала и до конца написала я сама — как тебе такое? В июне еще одна статья выходит в «Университетском юморе», и я только что продала им еще одну. Скотт и его агент считают, что именно из-за мнимого совместного авторства крупные журналы готовы печатать мои статьи, и я согласилась, чтобы на вырученные деньги оплачивать свои занятия балетом. Непростой, но необходимый компромисс.

Да, мы будем в Париже в марте или в апреле — зависит от маршрута. Я продолжала свои занятия танцами здесь и написала мадам Егоровой, чтобы попросить ее снова принять меня в одну из групп. Я не могу прервать свои тренировки ради очередного сезона загулов. Передай Патрику, что Скотти ждет не дождется, когда с ним увидится. А мы с не меньшим нетерпением ждем встречи с его родителями.

С любовью ко всем вам,

Z.

Кажется, об отеле «Бо Риваж» в Ницце нам рассказал художник Анри Матисс. Скотт, хотя и не интересовался творчеством Матисса, ни за что не хотел пропустить хоть сколько-нибудь значимое событие, поэтому забронировал нам номер на две недели в марте в качестве перевалочного пункта на пути из Штатов. Оттуда мы должны были отправиться в Париж.

С кем Скотт проводил время эти две недели — даже не догадываюсь. От заката до рассвета он почти не появлялся рядом со мной, за исключением той ночи, когда мне позвонили из полиции и сообщили, что месье арестован за драку и пьянство в общественных местах и не хотела бы мадам приехать и внести залог. Non, мадам не хотела. Мадам хотела, чтобы он оставался там, пока не обретет хотя бы толику самоконтроля, не говоря уже о самоуважении; у нее в номере спит семилетняя дочка. Мадам посадила милого юного коридорного в такси с пачкой франков в руке и отправила на разведку в тюрьму.

— Чтобы это было в последний раз, — сказала я Скотту, впуская его в номер два часа спустя.

Его правый глаз заплыл и переливался всеми оттенками пурпурного. Кровь запеклась в волосах и пятнами застыла на рубашке. Слава Богу, Скотти не видела его в таком состоянии.

— Прости, — пробормотал он, похоже, искренне раскаиваясь. — Но этот сукин сын сказал, что не будет читать мои произведения, потому что ему неинтересно, что пишет какой-то педик. Проклятый Макалмон.

Я от души посочувствовала Скотту.