Читаем You're All I Want (СИ) полностью

— Продукты знаешь? — спросил он шепотом, встав рядом. Голубые глаза внимательно изучали мое лицо, пока я пытался сообразить, что ответить на этот сложный вопрос.

— Я не… ну… — мямлил я, пытаясь связать предложение хотя бы из трех слов, но язык отказывался меня слушаться. Самое смешное в этом моменте было то, что я вспомнил продукты реакции, но, как только Рихард спросил у меня об этом, я готов был поклясться, что забыл даже свое имя.

— Значит, здесь будет так… — его ладонь слегка коснулась моей руки, мягко высвобождая маленький кусок мела, зажатый между моими пальцами. — Ты просто пишешь…

Дальше я уже не слушал, а просто наблюдал за плавными движениями руки Рихарда, которая что-то вырисовывала на доске, за его серьезным и сосредоточенным лицом.

— …Так, — закончил он и вручил мне мел. — Все гениальное — просто.

— Наверное, — нахмурился я, пребывая в некотором ступоре. Фрау Майер поставила мне четыре из-за моего затора на четвертой реакции, с которой мне помог Рихард. Я медленно опустился на стул рядом с Рихардом и, прикрывшись учебником, начал конспектировать параграф на автомате. Я ненормальный. Краем глаза я посмотрел на Рихарда: тот сидел как ни в чем не бывало, также конспектировал параграф и, в общем-то, не выглядел взволнованным или задумчивым. Такую реакцию вызывал у меня только он.

«Ландерс, это все ты».

«Пауль, ты ничего не знаешь».

«Рихарду нужно было время».

«Ты дорог ему».

Даже уже почти перестав общаться со мной, он все равно создавал для меня новые вопросы. И вчера, когда мы впервые поговорили за неделю, я чувствовал себя, как никогда, хорошо. Мне действительно его не хватает, но я не могу понять, что это. Я общаюсь с Тиллем, но почему-то не лезу на стенку каждый раз, когда мы долго не разговариваем, и не теряю дар речи, когда он на меня смотрит. Я мог найти этому всему лишь одно рациональное объяснение: я влюбился.

***

Когда ты влюбляешься, все становится в разы дерьмовее, чем было до этого. Особенно если ты влюбляешься в парня. Особенно если ты влюбляешься в Рихарда. Я с гордостью принял этот факт, потому что достаточно долго шел к его осознанию, но от этого мне не стало легче, а скорее наоборот. В то время когда я еще не до конца осознавал это, я просто делал какие-то предположения, размышлял о нашей тогда еще дружбе и не мог допустить таких мыслей. Сейчас я воспринимаю Рихарда по-другому, я смотрю на него совсем другими глазами. Паззл понемногу начинает складываться в единую картинку, но у меня все еще недостаточно деталей.

— Тилль, — мягко позвал я его, когда мы сидели на лавочке у школы во время большой перемены. На улице шел снег, да и сам день выдался достаточно морозным, поэтому я, одетый в пальто и укутанный мамой в два шарфа, был похож на какую-то куколку тли рядом с Тиллем, который сидел рядом в расстегнутой куртке, без шапки и ловил ртом большие снежинки. — Ты когда-нибудь влюблялся?

— Чего? — с недоумением произнес он, прерывая свое интереснейшее занятие.

— Ну, влюблялся ли ты когда-нибудь… — я нахмурился и начал что-то показывать руками, но это вызвало у Тилля только смех.

— Да не смущайся ты так.

— Но я не… — начал протестовать я.

— Вон щеки-то покраснели, — верно подметил он как раз в тот момент, когда я начал чувствовать, что мое лицо действительно пылает.

— Это просто мороз, — серьезно утвердил я, сильнее кутаясь в шарф. Закончив смеяться, Тилль продолжил:

— Да.

— И это было взаимно?

— Нет, — он посмотрел куда-то вдаль. — Да и вообще, что за допрос такой?

— Просто спросил, знаешь, — я почесал затылок. — Книгу по литературе читаю.

— Ага, ее зовут Рита.

Я усмехнулся. Наверное, я был бы рад, если бы ее звали Рита.

***

Я никогда не боялся мнения окружающих, и мне было глубоко наплевать на то, что про меня подумают или скажут. Сейчас же я боялся этого, как никогда прежде, и чувствовал себя полнейшим трусом. Быть геем или бисексуалом в моей школе, да и вообще в любой школе Германии — преступление. Это считается аморальным, грязным, нелогичным, противоестественным. Таких людей не понимают и даже не пытаются этого сделать. Таких людей считают больными. Мальчики должны любить девочек, а девочки должны любить мальчиков. И никого не ебет твое гребаное мнение. А почему? Потому что «так устроена природа», мать ее. И, если ты вдруг не вписываешься в рамки «нормы» матушки-природы, ты больной или ненормальный. Я никогда не задумывался о чувствах этих людей, но человек, появившийся в моей жизни полгода назад, заставил меня не просто задуматься об этом, а испытать это на собственной шкуре.

Самое главное, что я боялся не только мнения окружающих. Я вообще боялся этого и всеми фибрами души хотел вписываться в эти самые рамки нормы. Мне было ужасно обидно из-за того, что он и вовсе хотел использовать меня, а теперь ему стало на меня наплевать после всего хорошего, что между нами было. Для него это ничего не значило, а я так глупо и нелепо привязался к нему.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное